«Скоро, ублюдки…»
– Трое из вас могут стоять с гордо поднятой головой, – заявила Леона. – Самые лучшие и храбрые среди всех, кто тренировался в этих стенах под бдительным надзором нашего уважаемого экзекутора.
Леона кивнула Аркаду, который ответил напряженным и формальным поклоном.
– И все же, – продолжила она, – лишь один из вас нанес смертельный удар Изгнаннице. Лишь один гладиат, чьи доблесть и отвага навеки вымостили нам путь к славе.
Леона посмотрела на Мию.
– Ворона, выйди вперед.
Мия покосилась на Мечницу, но сделала, как было приказано, кланяясь своей госпоже. Леона сосредоточила на ней взгляд своих светящихся голубых глаз.
– Преклонись, – коротко приказала она.
Мия стиснула зубы при напоминании о своем положении, но повиновалась, кривясь от боли в сломанных ребрах. Осторожно, чтобы не задеть перевязанный лоб, Леона надела на ее голову серебряный венок. И, достав из складок своего платья серебряный торквес Фуриана, протянула его Мие. Он был слегка оплавлен, металл потерял цвет из-за отравленного поцелуя Ишках.
– Теперь он твой, – объявила Леона.
Мия хмуро посмотрела в сторону лазарета, затем взглянула в глаза донне.
– Если мы хотим победить в «Магни», – продолжила Леона, – если Соколы Рема хотят добиться славы, которая принадлежит нам по праву, я считаю, это должно быть сделано твоей рукой и ничьей иной. Но, по правде говоря, независимо от того, что будет дальше, ты заслужила его, Ворона.
Леона надела торквес на шею девушки.
– Мой чемпион, – гордо провозгласила она.
Сидоний взревел, и остальные гладиаты последовали его примеру, топая ногами и стуча кулаками по груди. Мия снова посмотрела на Мечницу, пораженная такой несправедливостью. Двеймерка с Фурианом сражались так же яростно, как она, и рисковали не меньше – без них Мия бы не одолела Ишках. Но только ее имя купалось в лучах славы. Только Мию назвали чемпионом.
«Ради этого ты работала, – напомнила она себе. – Все, что от тебя требуется, это еще несколько недель играть свою роль».
Мия склонила голову и тихо сказала:
– Вы оказываете мне большую честь, домина.
– Это ты оказываешь нам честь, Ворона. И продолжишь это делать в Городе мостов и костей. Но уже не в кожаных лоскутах и с обрезками стали, нет. Отныне ты будешь сражаться под нашим знаменем как чемпион. И должна выглядеть соответствующе.
Леона хлопнула в ладоши.
– Узрите.
Двое стражей выкатили на веранду деревянный манекен. На него надели доспехи из холла, и Мия поняла, что их поменяли под ее размер.
Железо было почти черным и отполированным до темного блеска. На нагруднике выгравировали парящего сокола, наплечники и поножи сделали в виде соколиных крыльев. К нагруднику пришили юбку и рукава из перекрывающих друг друга железных пластин, а на плечи накинули плащ из кроваво-алых перьев. На шлеме было выполнено изображение богини-воительницы Цаны со свирепым и беспощадным лицом. В ножнах на поясе висели два клинка – из лиизианской стали, судя по виду. Обоюдоострый гладиус и длинный заостренный кинжал, идеально подходящие для стиля караваджо.
Несомненно, это были лучшие доспехи, которые доводилось видеть Мии. Но они, должно быть, стоили целое состояние. Которое Леона не могла себе позволить.
«Отныне ты будешь сражаться под нашим знаменем как чемпион».
Мия посмотрела на Леону, сдерживая вздох.
«И должна выглядеть соответствующе».
– Благодарю вас, домина, – сказала девушка.
– Можешь отблагодарить меня на «Магни», – ответила Леона. – Принеся мне поб…
Голос донны затих, когда во дворе появился страж с юношей в шапке с пером. На его щеке значилось клеймо с одним кругом, но он был одет в дорогую ливрею, слегка запыленную в дороге. Камзол мальчика украшали Львы Леонида.
– Гонец, ми донна, – объявил страж. – Мальчишка говорит, что дело важное.
– Я пришел с посланием от моего хозяина, любезная донна, вашего отца, – сказал юноша, низко кланяясь. – Мне приказали зачитать его в слух под угрозой порки.
– Тогда читай, – приказала Леона.
Юноша достал сверток пергамента с печатью Леонида. Затем посмотрел на собравшихся гладиатов, явно нервничая. Но все же прочел громко и четко:
«Любимая дочь,
Я с радостью в сердце поздравляю тебя с победой в Уайткипе. Признаюсь, я удивлен, что ты не потребовала аудиенции, чтобы позлорадствовать надо мной, и мне приятно думать, что смирение, которому я пытался научить тебя в детстве, начало брать свое. Жаль, что я…»
Юноша запнулся, посмотрел на Леону и с трудом сглотнул.
– Продолжай, – потребовала она.
Мальчишка начал заикаться, но затем взял себя в руки.
«…Ж-жаль, что я не бил тебя сильнее и чаще».
Некоторые гладиаты зашевелились, сердито глядя на мальчика. Мия почувствовала, как ее ногти впиваются в ладони, взгляд не отрывался от донны. Выражение лица Леоны ни капли не изменилось.
«Вот почему она так его ненавидит…»
Юноша уже начал потеть и дергал себя за воротник камзола, словно тот его душил. Отчаянно желая поскорее покончить с этим, он прочистил горло и продолжил:
«Из достоверных источников среди моих деловых партнеров я узнал, что Коллегия Рема имеет серьезную задолженность перед своими поставщиками. Чтобы избавить себя от унижения, что мою дочь потащат в суд как должницу, я позволил себе выплатить все долги твоим кредиторам и объединил их в единую сумму, которую ты теперь должна выплатить Коллегии Леонида с еженедельно увеличивающимся процентом».
Глаза Леоны округлились.
– Что?
«Твое первое погашение в количестве трех тысяч двухсот сорока трех серебряных священников я жду к концу месяца, ровно через три недели. Если ты не предоставишь указанную сумму, у меня не останется иного выбора, как запросить карательную компенсацию через магистратский суд и претендовать на владение твоей коллегией, имуществом и другими финансовыми активами в качестве возмещения.
Пожалуйста, не думай, что я держу зло или гнев на тебя в своем сердце, моя дорогая. Это, как ты мне однажды сказала, просто бизнес».
Юноша взглянул на Леону и закончил дрожащим голосом:
«Если бы только твоя покойная мать могла увидеть, как многого ты добилась. Со всем уважением, твой любящий о-отец Леонид».
Во дворе воцарилась такая тишина, что Мия могла бы услышать вздохи Мистера Добряка. Глядя на гонца, она поняла, что бедный ублюдок понятия не имел о содержании письма. Судя по лицам Волнозора и Отона, малец наверняка ожидал, что его потащат по склону и скинут в море.
