– Глупостей? – Сид нахмурился. – Мы говорим о наших жизнях!
– Кому-то, может, и повезло, – добавил Волнозор. – Но не все мы чемпионы и фавориты донны.
– Ее благосклонность меняется с каждой переменой, Ворона, – сказала Брин, явно воодушевляясь идеей. – Посмотри, как быстро она прогнала Аркада.
– Я лишь советую проявить терпение, – настаивала Мия. – Завтра Леона с Кайто вместе поужинают, но сделку ведь заключат не сразу. Домина тоже могла погорячиться, как мы сейчас. Возможно, со временем она поймет свою глупость и найдет другой способ. Придумает какую-то уловку, которая поможет избежать продажи. Уверена, она не желает прощаться ни с кем из нас.
– Если ты думаешь, что в этой женщине есть хоть капля благородства, – сказал Волнозор, – то ты дура, которой я тебя никогда не считал. Леона думает о своей славе и только.
– Терпение, – взмолилась Мия. – Пожалуйста.
Гладиаты хмуро переглянулись. Но, похоже, их спор затух, и каждый впал в угрюмое молчание. Поскольку Мие было больше нечего сказать, нечем утешить, она наконец-то вылезла из ванны, вытерлась, оделась и тихо вышла из купальни.
Пока она шла по коридору к своей камере, ее разум активно работал. Девушка знала, что не может позволить случиться восстанию – иначе весь ее план полетит в бездну. Но если она позволит донне поступить по-своему, если Леону не переубедить, Сиду, Мечнице и Брин придет конец. Никто не выживал в Пандемониуме. Даже величайшие бойцы держались не дольше пары месяцев.
На казарму медленно опустилась тишина, гладиаты готовились ко сну. Сидоний вернулся из купальни и сел напротив Мии в их клетке. Ее пока не переместили наверх – учитывая бурные события последних перемен, скорее всего, у Леоны были более важные проблемы, чем поиск новых покоев для своего чемпиона. Посему Мия по-прежнему сидела в клетке. Аркимические лампы потускнели, разговоры гладиатов приглушились, а затем и вовсе стихли, наконец сменившись звуками сна.
Мия чувствовала на себе взгляд Сида. Как обычно, мужчина хранил молчание, когда они оставались одни. И ни капли на нее не давил.
Просто смотрел.
Минуты тянулись, как перемены. Он не сводил голубых глаз с девушки.
Он не моргал.
И молчал.
– Черная Мать, да что?! – наконец прошипела она.
– Я ничего не говорил, – прошептал Сидоний.
– Ты так и будешь сидеть всю неночь и пялиться на меня?
– Ты бы предпочла, чтобы я заговорил?
– Да, бездна тебя побери, говори, что хотел! В гребаной купальне ты так не скромничал. Но стоит нам остаться одним, и ты внезапно проглотил язык?
– И о чем будем вести беседу? Ты ясно дала понять, что думаешь.
– Ты преследовал меня как гребаный кровавый ястреб с тех пор, как узнал, кто я. И ни разу ни о чем не спросил, ни разу. Тем не менее, стоит пройти шепоту о… – Мия осмотрелась и понизила голос, – …о восстании, как ты сразу разошелся.
– То, что мы задумали относительно предстоящей продажи, касается меня напрямую, Ворона. Но вот твое происхождение – не мое дело. И если ты не поняла, все, что тебе требовалось, это спросить. Я хожу за тобой из уважения к твоему отцу. Он бы хотел, чтобы я присматривал за тобой.
– Да что ты знаешь о том, чего хотел бы мой отец?
Сидоний тихо рассмеялся.
– Больше, чем ты думаешь, вороненок.
– Ты был солдатом. Заклейменным трусом и изгнанным из легиона. Ты не состоял в его совете. И не знал его.
Сидоний покачал головой, в его глазах светилась обида.
– Я знаю, что ему было бы стыдно за то, во что превратился этот дом.
Мия замолчала. Сделала глубокий, прерывистый вдох и посмотрела на стены вокруг. На железные решетки и человеческие страдания. Она рьяно отмывала себя в купальне, но все равно не смогла избавиться от запаха дыма после похоронного костра Личинки.
– Тебя зовут Мия, верно?
Девушка резко подняла голову и прищурила глаза.
– Мне потребовалось время, чтобы вспомнить, – продолжил Сид. – Судья иногда упоминал о тебе, но в основном предпочитал не говорить о семье. Думаю, так он чувствовал себя ближе к вам. Не делясь с остальными. Не очерняя мысли о вас всей кровью и дерьмом, которых мы навидались за время кампании.
– Да, – наконец ответила она. – Мия.
– А твоего младшего брата звали Йоннен.
– …Да.
Сид кивнул, закусывая губу и больше не произнося ни слова.
– Дочери, да выкладывай уже, – вздохнула Мия.
– Что выкладывать?
– Осуждение, которое так явно гремит за твоими гребаными зубами. «Ты можешь покинуть эти стены в любой момент, Ворона, и не имеешь права нас останавливать. Даже если мы не преуспеем, администратам тебя никогда не поймать. Ни одна клетка тебя не удержит».
– Разве это то, что я думаю? – спросил мужчина. – Или что ты думаешь?
– Пошел ты, Сид.
– Мне понадобилось какое-то время, – сказал он. – Чтобы поразмыслить. Почему ты здесь, почему хочешь сражаться в «Магни». А потом я вспомнил, кто будет стоять на песке с тобой, когда тебя объявят победителем. Тот же человек, который судил его, верно? Тот же человек, который улыбался, когда его повесили.
Мия ничего не ответила. Просто смотрела.
– Меня не было рядом, когда это произошло, – продолжил Сид. – К тому времени я уже сидел в цепях. Но я слышал, как все было. Слышал, что донна Корвере стояла на стенах Форума, над воющей толпой. Прижимая к себе маленькую девочку. Должно быть, речь шла о тебе, верно? То еще зрелище, чтобы показывать своей дочери.
– Она хотела, чтобы я видела, – процедила Мия. – Чтобы я запомнила.
– Твоя мать.
– Да, – сплюнула она. – Как ты там ее назвал? «Тупая ебаная шлюха»?
– Да, это было грубо с моей стороны, – Сидоний вздохнул. – Но мне трудно подобрать лестные слова о твоей матери, Мия. Зная о ней то, что я знаю.
– И что же, по-твоему, ты знаешь?
– Только то, что у Алинне Корвере было больше амбиций, чем у судьи Дария и генерала Антония вместе взятых. Половина центурионов твоего отца были в нее влюблены. Треть Сената была у нее в кулаке, – Сидоний сложил руки под подбородком. – Как, по-твоему, она этого добилась? Алинне не была мастером клинка, каким выросла ее дочь. Она была политиком. Думаешь, такая женщина смогла бы почти поставить республику на колени, не сделав этого сама пару-тройку раз?
Мия гневно глянула на него.
– Даже не смей.
– Я знаю, что ты пытаешься отомстить за них. Знаю, что ты считаешь это правильным. Мне просто интересно, считала бы ты это правильным, если бы знала, какой женщиной была твоя мать. Или каким мужчиной был твой отец.
