«И все же…»
Она знала тьму. Знала ее песню. Помнила, что испытывала во время истинотьмы. Как просачивалась сквозь трещины и поры этого города, растекалась по катакомбам под его кожей. Помнила тьму, откидываемую ею к ногам, тьму, жившую в ее груди, чреве, всех местах, которые солнца никогда не касались. И, сцепив зубы, дрожа, Мия потянулась к этим теплым и пустым местам, протянула руку к тени колокольни
И шагнула
через
пространство
между ними.
Голова пошла кругом, живот скрутило, по горлу поднималась желчь, земля заходила ходуном. Мия качнулась назад, зашаталась и чуть не рухнула на кованый забор внизу. Девушка обнаружила себя на крыше базилики, дождь облизывал черепицы под ее ногами. Часто заморгав, она попыталась восстановить равновесие, и в этот миг Эшлин вышла из круга ослепительного света с кинжалом в руке.
– …Мия!..
Она едва успела уклониться, прогнувшись назад за долю секунды до того, как клинок рассек воздух. Мия вытащила меч из могильной кости, попыталась занять подходящую позу. Желчь во рту. Пот в глазах.
– …Мия!..
Эш снова нанесла удар, заставляя соперницу пятиться к стене колокольни. Ассасин подняла меч, часто дыша, моргая и пытаясь прийти в себя от головокружения.
– Научилась парочке новых трюков, милая? – Эшлин улыбнулась, не опуская кинжал.
Ваанианка потянулась к сапогу, что-то нащупывая. Ей потребовалась пара секунд, но затем она наконец достала длинную золотую цепь с пламенным ударом под дых, крутящимся на конце.
Троица Аа.
Мия зашипела, словно ошпаренная. Мистер Добряк взвыл и отполз по крыше. Колокола базилики начали отбивать время, и к ним присоединилось бесчисленное количество других соборов по всему Городу мостов и костей. Мия упала на колени, ее стошнило. От боли хотелось кричать, вид этих трех солнц – из белого, розового и желтого золота – ослеплял. Она вжалась в стенку колокольни и подняла руки перед глазами, чтобы прикрыться от ужасного опаляющего света.
– Но, похоже, старые трюки тоже пока работают, – сказала Эшлин.
Колокола затихли, дождь продолжал лить. Эш посмотрела вокруг, на водосток базилики и пропасть за краем. Во дворе появился еще один послушник Аа вместе со своим приятелем, который тыкал пальцем, указывая на девушек на крыше.
– Я рада снова тебя видеть, Мия, – тихо произнесла Эш.
– Иди… на х-хуй…
– Я все гадала, пошлет ли тебя за мной Друзилла. Думаю, из всех них ты знала меня лучше всего, – Эш намотала цепочку со священным символом на палец. – Так что я решила сохранить эту вещицу на всякий случай. Но передай это дряхлой суке, что, если она жаждет моей смерти, то пусть явится сама. Поскольку я определенно приду за ней. За ней и всей ее гребаной шайкой.
Эш повесила медальон на шею и размылась в нечеткий силуэт на фоне этой жуткой обжигающей ненависти. Ярость бога просто ослепляла Мию.
– Мне жаль, что это оказалась ты, Мия, – вздохнула Эш. – Ты всегда мне нравилась. Ты лучше, чем то место. Эти убий…
В плечо Эшлин вонзился кинжал. В пелену дождя брызнула ярко-алая кровь. Эш извернулась, еще один клинок со свистом пронесся в сантиметре от ее лица и отрезал ей клок волос.
– Предательница!
И пока блондинка падала и катилась по черепице, Джессамина взобралась по водостоку на крышу и напала на Эшлин с рапирой в руке.
Когда они вышли из подвала, их встретил запах горячей еды.
Магистра вернулась в купальню ровно через двадцать минут, принеся стопку новой одежды. Даже Сидонию хватило ума не заставлять ее ждать.
Мия натянула все, что ей дали, и обернулась в поисках верхней одежды. На ней была набедренная повязка из серого льна с подкладкой, придерживаемая кожаным поясом. Грудь тоже прикрывала полоса льна с подкладкой, кожаные сандалии со шнуровкой доставали до середины голеней. На ее товарищах одежды было и того меньше – только сандалии и набедренные повязки, но зато с плотными кожаными вставками, чтобы защитить их достоинства от несчастных случаев на тренировке. С приближением истиносвета наружи становилось все жарче и жарче, так что отсутствие теплой одежды никого не смутило. Но простора для фантазии почти не оставалось…
Сидоний поправил свой гульфик.
– Слышал, в этом году они вошли в моду у костеродной знати Годсгрейва.
Страж в мгновение ока достал дубинку и стукнул ею по голеням мужчины. Сидоний с воем упал на колени.
– Последний раз повторяю, вам разрешено говорить в моем присутствии только тогда, когда вас спрашивают, – отчеканила магистра. – Забудешь об этом еще раз, и я устрою тебе достойное напоминание. Ты вполне можешь умереть на арене и без языка.
Сидоний пробубнил извинение, Мия со вздохом помогла ему встать. Итреец был не из самых светлых умов на ее пути, но, живя как псы, блох не выбирают.
Стражи повели троицу наверх, на веранду. Гладиаты сидели длинными столами и уплетали из мисок кашу с аппетитом людей, которые всю перемену тренировались под палящими солнцами. Магистра кивнула худому, как палка, мужчине в кожаном переднике, подававшему еду. Он был косоглаз, на щеке значился один-единственный круг, а во рту не хватало больше половины зубов. Мама Мии советовала ей никогда не доверять худому повару. Но опять же, живя как псы…
– Ешьте, – приказала магистра, откидывая длинную седую косу за плечо. – Завтра вам понадобятся силы.
Сидоний целеустремленно направился к повару, Мия с Маттео семенили сзади. Девушка вдруг осознала, что не ела со вчерашней перемены, но чувство голода по-прежнему не притупляло то ощущение, что возникло днем. Оглядев гладиатов, она обнаружила Фуриана сидящим во главе первого стола. Он заплел свои длинные черные волосы в косичку и разговаривал с двеймерцем, орудуя ложкой.
Почувствовав ее взгляд, Фуриан поднял голову, но быстро отвел глаза. В голове Мии горели вопросы, стукаясь о ее стиснутые зубы.
«Терпение».
Она последовала за Сидонием к котелку с кашей и взяла деревянную миску, почти истекая слюной от аромата. Худощавый мужчина выдал щедрую порцию Маттео.
– Эй, я пришел сюда первым, ты, дерьмо костлявое! – прорычал Сидоний.
Повара отодвинула в сторону чья-то мощная рука и взяла черпак. Мия узнала крупного лиизианца с лицом, напоминавшим упавший пирог. Его голова была почти полностью обрита, оставался только крошечный кустик из темных волосков, похожих на лобковые. Рябое лицо, кривоватая улыбка – не улыбка плута, а, скорее, улыбка человека, которого слишком часто роняли на голову в детстве.
– Доброй вам перемены, дорогие друзья, – он поклонился. – Добро пожаловать в Коллегию Рема.
