Меркурио взглянул на бывшую ученицу.
– Я много чего знаю, вороненок, – спокойно ответил он. – Тебе придется быть более…
Девушка в мгновение ока оказалась рядом. Епископ зашипел, когда она взяла его за горло и прижала стилет к яремной вене.
– Убери эту гребаную свинорезку от моего горла! – потребовал он.
– Отвечай!
Меркурио постучал собственным кинжалом – который достал, когда уронил чашку, – по бедренной артерии Мии.
– Один рывок – и ты истечешь кровью за пару секунд.
– То же самое случится с тобой.
– Я дал тебе этот стилет, – напомнил он, сглатывая с прижатым к горлу клинком из могильной кости.
– Нет, его дал мне Мистер Добряк.
Меркурио посмотрел на не-кота, материализовавшегося на плече Мии.
– …Ты просто его вернул, старик…
– Тем не менее. Никогда не думал, что обнаружу его у своего горла, вороненок.
– А я никогда не думала, что ты дашь мне повод, – отрезала девушка.
– И что же это за повод?
– Они убили моего отца, Меркурио, – произнесла она дрожащим голосом. – Хоть и не собственными руками. Они передали его Скаеве для казни!
– Кто? – Меркурио нахмурился, глядя через плечо Мии на блондинку.
– Духовенство! – сплюнула она. – Друзилла, Кассий, все остальные. Моего отца и Антония схватили посреди лагеря из десяти тысяч человек. Кто бы справился с такой задачей, если не Клинок Наи?
– В этом нет никакого греб…
– Ты знал?
Старик посмотрел на свою ученицу и не увидел страха перед кинжалом в его руке. Не увидел страха смерти в ее глазах. Только ярость.
– На протяжении шести лет я тренировал тебя для испытаний Церкви, – тихо ответил он. – Зачем, ради Черной Матери, я бы это делал, если бы знал, что Церковь помогла Скаеве убить твоего отца?
– Ну, а зачем Церкви вообще меня тренировать, если они помогли его убить, Меркурио?
– И я о том же – в этом нет никакого смысла, Мия. Задумайся!
Ее рука со стилетом дрожала, пока она смотрела в его глаза. Старик видел в ней Клинка – убийцу, выращенного из девушки, которую он им послал. Отправляя ее сюда, он знал, кем Мия станет. Знал, как это на ней отразится. Нельзя подарить кого-то Пасти, не отдав частичку себя. Но под всем этим Меркурио по-прежнему видел ЕЕ. Беспризорницу, которую подобрал на улицах Годсгрейва. Девчонку, которую пригласил под свою крышу и обучил всему, что знал. Девушку, которую даже после ее провала все равно любил как родную.
– Я бы никогда не причинил тебе вреда, вороненок. Ты это знаешь. Клянусь своей жизнью.
Мия смотрела на него еще мгновение. Убийца, которым она стала, боролся с девушкой, которой она была. И медленно, очень медленно она убрала стилет. Меркурио отвел клинок от ее ноги и спрятал его обратно в подлокотник, после чего откинулся на спинку кресла.
– Так, может, расскажешь, из-за чего весь сыр-бор? – поинтересовался он.
Блондинка достала книгу из-под плаща и положила на стол перед ним. Черная. Кожаная. Ничем не украшенная.
– Что это за хрень? – спросил Меркурио.
– Гроссбух Красной Церкви, – ответила Блондиночка.
Его глаза округлились. Внезапно все сошлось. Внезапно…
– Я тебя знаю, – выдохнул Меркурио. – Мы встречались в Церкви, когда я забирал Мию. Ты – дочка Торвара. Эшлин ебаная Ярнхайм!
– Ну, вообще-то мое второе имя Фрия, но…
– Мы охотились на тебя восемь гребаных месяцев! – Меркурио повернулся к Мие и повысил тон: – Ты совсем из ума выжила? Благодаря этой предательнице и ее папаше большинство наших Клинков в гребаных могилах!
Эшлин пожала плечами.
– Как говорится, жить мечом…
– Это чудо, что они не добрались до меня!
– Херня, – ответила девушка. – Когда люминаты очищали Годсгрейв, они ни разу не постучали в твою маленькую сувенирную лавку, не так ли?
– О, и объясни, почему же, будь любезна? – прорычал старик.
Эшлин посмотрела на Мию. Снова на краснолицего епископа.
– Потому что я не хотела, чтобы она пострадала.
В комнате воцарилась тишина, Мия смотрела куда угодно, только не в глаза Эшлин. После затянувшегося неловкого молчания она повернулась к гроссбуху, перевернула страницы и нашла имя в длинном списке покровителей и их платежей. Имя, написанное жирным курсивом, ярко-черное на фоне желтеющей бумаги.
Юлий Скаева.
– Ты знал, не так ли? – спросила Мия. – Духовенство обязано говорить епископам, кого можно и кого нельзя трогать, хотя бы для того, чтобы избежать нарушений Закона о Неприкосновенности.
– Разумеется, я знал, – рявкнул старик. – Мне сказали, как только меня повысили до епископа. Почему, по-твоему, я до сих пор не послал одного из своих Клинков перерезать этому ублюдку глотку? Четвертый консульский срок? Во всем, кроме титула, он гребаный король! Я говорил это с самого начала, помнишь?
Мия постукала пальцем по записи.
– Десять тысяч священников, – сказала она. – Отправленные Церкви самим Скаевой через три перемены после казни моего отца. Заплаченные мужчиной, которому провал восстания был выгоднее всех. И имя близкого помощника моего отца вырезано у ног Наи в Зале Надгробных Речей. Объясни мне это, Меркурио.
Старик нахмурился и почесал подбородок.
Посмотрел на имена и числа, расплывающиеся в тусклом свете.
Этого не могло быть…
Само собой, он знал, что Скаева тайно платил Церкви. По правде говоря, это было вполне логично для людей, которые могли себе позволить наполнять казну Наи. Видите ли, в том и вся прелесть Неприкосновенности – пожертвуйте Церкви достаточно денег, чтобы считаться покровителем, и попадете под защиту Красной клятвы. Король Ваана поступал так годами. На самом деле это гениально. Последователи Наи могли купаться в золоте, не пошевелив для этого и пальцем.
[27]
