Сид был в плохом расположении духа, когда Мия вернулась в их клетку после купальни, и девушка не стала его беспокоить. Вместо этого она прислонилась к прутьям и сделала вид, что задремала, гадая, как можно использовать себе на пользу преданность итрейца ее отцу. Там, лежа в темноте, она прислушивалась к тихому бормотанию из клетки Мечницы и хранила молчание, пока не убедилась, что все гладиаты уснули. Мия прошептала имя Сида, но он не шевельнулся. Затем почувствовала холодное дуновение в затылок.
– …Куда направимся?..
– Ты мне скажи, – прошептала она в ответ.
– …Я бродил по дому с тех пор, как закончился ужин…
– Так рассказывай, что тебе удалось узнать.
– …Аркад попросил о встрече с Леоной. Ему приказали прийти к ней после того, как она примет ванну…
Мия кивнула.
– Веди.
Ее тень пошла рябью, и Мистер Добряк исчез, перебегая через крепко запертую решетку. Мия потянулась к теням в холле. Поймать их было по-прежнему трудно, ее хватка на секунду ослабла, когда она сосредоточенно нахмурилась, сделала глубокий вдох и
шагнула
в
тень
за решеткой.
Мир перевернулся с ног на голову, и Мия чуть не упала, придерживаясь травмированной рукой за стену и еле сдерживая ругательства. Девушка низко опустила голову, длинные темные волосы упали на чернильно-черные глаза.
– …Идем…
Не-кот умчался вперед, чтобы заранее предупредить ее о страже. Скользнув в свой бывший дом, как нож между ребер, Мия миновала ряды доспехов и поднялась по широкой лестнице на первый этаж. Ее разум наполнился воспоминаниями о детстве, проведенном в крепости.
Она помнила, как отец ухаживал за лошадьми во дворе. Как ее мать читала у эркерного окна в своей комнате. Помнила ту неночь, когда под этой самой крышей родился ее брат Йоннен. Как отец расплакался, когда взял младенца на руки.
Она так четко его помнила. Как от него пахло. Как он целовал ее мать в оба века и, наконец, в гладкий лоб оливкового цвета.
Хороший человек.
Любящий муж.
Верный солдат.
Какой бы из него вышел король?
Мия помотала головой, ругая себя за глупость. Это неважно. Королевство ее отца было шириной в семьдесят сантиметров и глубиной в два метра, а два человека, убивших его, по-прежнему говорили и дышали. Вот что важно. Вот о чем она должна думать.
Вверх на четвертый этаж. Когда Гнездом владели родители Мии, там был склад, но поскольку теперь в подвале обитали Соколы, верхний этаж принадлежал хозяйке дома. Тихо, как шепот, Мия прокралась по длинному коридору к едва различимым голосам, доносившимся из купальни.
Заглянув за дверь, она увидела донну Леону, выходящую из глубокого горячего бассейна. Вода струйками сбегала по ее нагому телу. Волосы мокрые, лицо без косметики. Мия осознала, что она красавица: пышные бедра и пухлые губы. Ее взгляд блуждал по фигуре Леоны, окутанной паром, и девушка удивилась приливу возбуждения. Почему внизу, в казарме, вид обнаженных тел не пробуждал в ней никаких чувств, но здесь и сейчас ее кожу вдруг начало покалывать. Сердце забилось быстрее. Разум, возможно, вспоминал о другой красавице в кровати Аврелия, ее вкус на губах юного дона, золотые поцелуи, которые спускались все ниже.
Тогда Мия подумала об Эшлин. О поцелуе, случившимся перед тем, как она покинула Церковь. О поцелуе, продлившемся на секунду дольше, чем требовалось. Или же недостаточно долго?
Девушка помотала головой. Обругала себя за наивность. Эшлин Ярнхайм убила Трика. Эшлин Ярнхайм предала Церковь и священную клятву, чтобы отомстить за отца…
Она посмотрела в даль коридора, увидела свое отражение в маленьком зеркале на стене.
«Никого тебе не напоминает?»
Магистра преданно ждала у бассейна и накинула длинный халат на свою госпожу. Леона выглядела задумчивой, покусывая ноготь и глядя на небольшую статую Трелен, служившую в качестве крана. Она вздохнула, когда магистра попыталась помассировать ей плечи, чтобы избавить от напряжения.
– Что тебя беспокоит, милая? – спросила пожилая женщина.
Леона улыбнулась.
– Откуда ты знаешь, что меня что-то беспокоит?
– Эти руки привели тебя в этот мир, – магистра улыбнулась в ответ. – Эта грудь тебя вскормила. Я не всегда знаю, что творится в твоей голове, но точно знаю, когда ее наполняют мрачные мысли.
Леона закрыла глаза, когда магистра принялась массировать ее шею.
– …Меня снова мучают сны, Антея. О матери.
– О, дорогая, – проворковала магистра. – С тех пор прошло много лет.
– Я прекрасно это знаю. Но во снах я всегда ребенок. Маленькая напуганная девочка. Прямо как когда я была…
Донна прикусила ноготь и покачала головой, в купальне зазвенела тишина.
– Это ужасно, – наконец вздохнула она. – Жить в страхе.
– Так не бойся, милая. Посмотри, как далеко ты зашла. Посмотри на все, что ты построила.
– Я так и делаю. Но все, что я построила, на грани краха, Антея, – Леона глубоко вдохнула и сжала зубы. – Мне нужны деньги. Марк мало что мне оставил, помимо этих стен и средств, чтобы их укрепить. Он не был мудр в своих тратах.
– Тогда вы хорошо друг другу подходили.
Женщина грустно улыбнулась.
– Полагаю, я это заслужила.
– Ты скучаешь по нему, милая? – спросила магистра, быстро меняя тему.
– …Нет, – вздохнула Леона. – Марк был хорош, но я никогда его не любила. И… мне претило, что я в нем нуждалась. Это делает меня ужасным человеком?
– Это делает тебя откровенным человеком, – улыбнулась пожилая женщина.
Вновь наступила тишина, Леона кусала ногти и смотрела в стену. Здесь донна выглядела моложе, чем во дворе; на глазах у доверенных людей она не боялась откинуть броню и становилась похожей на девочку из своих снов. Магистра продолжала массировать ей плечи, время от времени закусывая губу. Когда она вновь подала голос, в нем четко слышалась тревога.
– Леона, я знаю, что вы с отцом…
– Нет, Антея.
– Но у него полно денег, и наверняка, если ты…
– Нет! – она повернулась к магистре, голубые глаза вспыхнули. – Ты забываешься. Больше ни слова об этом. Я скорее умру, чем приму хоть один медный бедняк от этого человека, понятно?
Магистра потупила взгляд в пол.
– Да, домина, – ответила она.
Наблюдая за ними из теней, Мия ощутила внезапную грусть. Она видела, что Антея искренне волновалась о Леоне, видела, как за прошедшие десятилетия истончился барьер между ними. Но как бы Антея ни беспокоилась о своей госпоже, она всегда будет служанкой. Хоть она и кормила Леону собственной грудью, Антея никогда не будет ее матерью.
