Мия, пыхтя и кровоточа, нагнулась и высвободила свой клинок. А затем, повернувшись к ошарашенным зрителям, медленно подняла его к небу.
На арене воцарилась тишина. Звенящая и непрерывная. Никто в толпе не верил своим глазам и не осмеливался подать голос. Пока, наконец, мальчишка на руках у матери не показал на залитую кровью девушку в центре арены, его карие глаза округлились.
– Ворона! – тоненько пропищал он.
Мужчина, сидящий рядом, посмотрел на мальчика и крикнул всем вокруг:
– Ворона!
Имя повторялось, подобно эху, клич подхватывало все больше и больше людей. Десятки, затем сотни, затем тысячи – и все одновременно скандировали, словно клятву, словно мольбу: «Ворона! Ворона! Ворона!», пока Мия, хромая, шла вдоль туши блювочервя с высоко поднятым над головой мечом. Зрители затопали ногами в такт кричалке, все быстрее и быстрее, слово и гром их топота сливались в «ВоронаВоронаВоронаВоронаВорона!»
Мия кричала вместе с ними, в ее груди набухали ликование и гордость.
– Как меня зовут?! – проревела она.
– ВоронаВоронаВоронаВоронаВорона!
– КАК МЕНЯ ЗОВУТ?!
– ВОРОНАВОРОНАВОРОНАВОРОНАВОРОНА!
Мия закрыла глаза, упиваясь этой атмосферой, позволяя ей просочиться сквозь поры своей кожи.
Сангии э Глория.
Она повернулась к ложам сангил и посмотрела на восторженную донну Леону, вскочившую с места. Взглянула на клетку гладиатов с Сидонием, Мечницей и Мясником у прутьев, кричавших ее имя и стучавших кулаками по железу. И, наконец, в толпе, среди моря улыбающихся лиц, увидела девушку. Длинные рыжие волосы. Голубые, как ясные небеса, глаза. Со светящейся, как солнца, улыбкой, Эшлин подняла руку, вытянув пальцы.
И послала Мие воздушный поцелуй.
В ту неночь Коллегия Рема пировала, как костеродные. Длинный стол в камерах под ареной был заставлен едой и вином, братья и сестры гладиаты поднимали тост за победу Мии, словно древние лорды и леди. Фуриан сидел во главе стола, как король, поскольку это место было отведено чемпиону. Но если это королевство, то теперь у него появилась королева. Сидя в конце стола, с серебряным венком победителя на копне длинных черных волос, Мия Корвере подняла чашу с вином и улыбнулась, как безумная.
Гладиаты уже достаточно оправились от отравления. Под действием адреналина от триумфа Мии они много пили и мало ели, вспоминая битву снова и снова. Сидоний так громко ликовал, будто сам одолел чудище. Закинув мускулистую руку на шею Мии, он объявил это величайшей победой, которую когда-либо видел на песках.
– За эту великолепную мелкую сучку! – проревел мужчина.
– Отвали от меня, гребаный громила, – улыбнулась Мия, отталкивая его.
– Никогда не видел ничего подобного! – не унимался Сид. – А ты, Мечница?
– Не-а, – женщина улыбнулась, поднимая чашку. – Такого никогда.
– Волнозор?
– Победа, достойная Пифия и Просперо
[37]! – заявил крупный двеймерец.
– А ты, Мясник? И что насчет тебя, Отон?
– Не-а, – ответили они. – Никогда.
– За Ворону! – взревел Сид, и все в помещении подняли чаши.
Только Фуриан хранил молчание, отхлебывая свое вино так, словно оно было отравлено.
[38] Его взгляд, полный подозрений и хладной ярости, не отрывался от Мии. Девушка догадывалась, что, несмотря на недомогание, он наблюдал за ее сражением и наверняка чувствовал, как она призывала тьму. Но отрицать блистательность данной победы было невозможно, и как бы вид серебряного венка на ее макушке не заставлял его сердце обливаться кровью, Непобедимый мудро держал свою желчь при себе.
Время от времени Мия смотрела через стол своими чернильно-черными глазами и прожигала чемпиона взглядом; в ее животе набухали тошнота и голод, появлявшиеся в его присутствии. Глядя на место во главе стола, она дала себе мысленное обещание.
«Скоро».
– Смирно!
Гладиаты притихли и поднялись на ноги, когда в клетку вошли экзекутор Аркад и магистра. За ними шла счастливая донна Леона.
– Домина! – рявкнули гладиаты.
– Спокойно, мои Соколы, – она подняла руки, указывая им сесть обратно. – Я не стану отрывать вас от пиршества. Со всех улиц звучит имя Коллегии Рема, и все вы заслужили этот временный отдых.
Донна улыбнулась, когда они подняли чаши и выпили за ее здоровье. Женщина потратила время, чтобы переодеться в платье с открытыми плечами и сочетающийся с ним корсет из прекрасного жатого бархата того же каштанового оттенка, что и ее волосы. Мия гадала, сколько же серебра Леона на него потратила. Сколько платьев привезла сюда из Гнезда. Сколько ей стоил этот треклятый праздничный пир, и где, ради бездны, она добыла деньги. Столь ограниченная в расходах и готовая продать Мию в дом удовольствий всего перемену назад…
Девушка посмотрела на Аркада и заметила, что экзекутор рассматривает еду и вино с той же обеспокоенностью на лице. Взглянула на драгоценности на шее донны, на золото на запястьях, и ее догадка укрепилась.
