* * *
В палисаднике на месте происшествия Иван Наумович отражается в зеркале. Он рассматривает орнамент на раме – танцующие журавли и взлетающие самолеты. За его спиной улица уводит к горизонту. Иван Наумович разворачивается и делает шаг. Он догадался о смещении линий, он может ловить этот неровный ритм, двигаться ему в такт, спотыкаться, замечать, что правая половина тела медленнее левой, скользить вдоль фасадов, улыбаться никуда не смотря, идти на дым, видеть лица – тени в углублениях, волна от тени к тени, внутри тени – ледяное поле, сияют звезды, у обочины ощетинились замерзшие ветки низкорослого растения, глаза выбежавшей навстречу собаки отражают свет, где-то замедляет ход электричка – оборачиваться и смотреть в спины прохожих, распадаться в кронах деревьев, рассыпаться в солнечных бликах, появляться снова, отражаться в стеклах, идти внутри ветра. Иван Наумович замечает на стене дома маленький прямоугольник. Подойдя ближе, он видит выцветшее лицо неизвестного. Иван Наумович читает объявление – ушел, имя и фамилия, обращаться по адресу. Солнечный диск касается горизонта, ветер не утихает, он никогда не утихает.
Ирина Абрамидзе
Царица
– Шмулик! – кричит Роза Самуиловна из окна. – Шмулик!
Седой Шмулик в линялой майке сидит на старой колоде под плетьми винограда и играет с соседом в шахматы.
– Ну чего тебе, Роза? – кричит Шмулик недовольно. Между указательным и большим пальцами у него зажат слон.
– Где у нас таблетки от живота, Шмулик? – кричит Роза Самуиловна. – Я, кажется, что-то не то съела.
– В левого шкафчика правом ящичке снизу, в том, что на кухне сбоку от плиты. – кричит Шмулик, не отрывая взгляда от доски. – Синенькие такие. Нашла?
Роза Самуиловна нарочно громко гремит дверцами, чтобы во дворе было слышно, что она ищет, ищет.
– Нашла! – кричит Роза Самуиловна наконец. – Спасибо, Шмулик!
Живот у Розы Самуиловны не болит, живот ведет себя смирно. А вот глаза болят всякий раз, как случится поглядеть в зеркало. Роза Самуиловна идет слегка вразвалочку к старому трюмо, шаркает по щербатому паркету плюшевыми тапочками. К зеркалу подходит, заранее зажмурившись. Небольно бьется обо что-то мягкое, наверное, о стул. Наступает на чью-то обувь, наверное, Шмулика. Снова бьется обо что-то твердое, больно, наверное, о край трюмо. Ощупывает пухлыми короткими пальчиками скользкий и холодный край зеркала с левой стороны и с правой, находит шершавые облупленные зажимы. Отступает немного назад и распрямляет спину, втягивает живот.
Внутри собственной головы Роза Самуиловна выглядит молоденькой девочкой лет тридцати с выпирающими ключицами и неловко торчащей косточкой за левым плечом. Роза Самуиловна маленькая и легкая, только в шкафу висит чья-то чужая одежда. Где ее лиственные платья для лета, куда все делось? Роза Самуиловна открывает глаза. Никакой косточки на ее покатом округлом плече не видно.
Роза Самуиловна идет на кухню, набирает холодной воды в стакан и заглатывает синенькую таблетку. В глубине квартиры раскатисто дребезжит телефон. Роза Самуиловна бежит, бежит к нему, хватает веселую ярко-розовую трубку и кричит туда: «Да!»
Из трубки говорят: «Бу. Бу-бу-бу», а Роза Самуиловна молчит и накручивает на палец витой провод.
Крутит и крутит, пока провод не заканчивается, а палец не становится лиловым. Тогда Роза Самуиловна возвращается на кухню и кричит:
– Шмулик, они снова не приедут! Они не приедут, Шмулик! Где у нас таблетки от сердца?
– В тумбочке, той, на которой графин, от кровати справа в среднем ящичке, такие желтенькие, – кричит Шмулик и поднимает обеспокоенное лицо к окну.
– Роза, тебе там плохо? Мне подняться к тебе, Роза?
– Да сиди уже, – кричит Роза Самуиловна.
Сосед ставит Шмулику шах и мат. Роза Самуиловна идет в спальню и ложится на аккуратно застеленную кровать. Желтенькое покрывало с кистями сминается под ее тяжелым телом. Сердце у Розы Самуиловны не болит, сердце ведет себя смирно. Роза Самуиловна не знает даже, как это бывает – когда болит сердце. Но оно делает маленькое тело Розы Самуиловны тяжелым и это так нехорошо с его стороны. Роза Самуиловна переворачивается на бок и вытягивает из тумбочки средний ящик, из ящика вынимает желтенькие таблетки и запивает одну водой из графина.
– Роза! – слышится со двора приглушенный голос Шмулика. – Роза, ты нашла таблетки?
– Да! – кричит Роза Самуиловна из спальни и откидывается на спину. На месте сердца распускается приятная прохлада, Роза Самуиловна лениво чертит прохладным легким пальцем круги и петли на животе и путается, путается в петлях вьюнка, пачкает пальцы пыльцой и слушает запах меда. Да ну их к черту, думает Роза Самуиловна и улыбается. Глаза бы мои не смотрели на них, а уши не слышали вранья. Даже и думать о них не стану больше. Вообще не стану думать! И тут же вопреки самой себе думает, что Шмулик, вероятно, не расслышал ее там.
– Роза! – встревоженно кричит Шмулик со двора и Роза Самуиловна понимает, что права.
Роза Самуиловна поднимается с кровати, плывет на кухню и всем, что от нее осталось, высовывается в окно.
– Ну, Шмулик, ну чего ты так орешь, – весело говорит она.
– Ты нашла таблетки?
– Нашла, я все нашла! Не переживай. А вот где у нас еще лежат таблетки от головы, ты помнишь?
– На кухне в ящичке стола, такие красненькие, – кричит Шмулик автоматически и обеспокоенно моргает. – Слушай, Роза, я поднимаюсь к тебе! Ты слышишь? Что там с тобой происходит? Ничего не пей! Я поднимаюсь!
Роза Самуиловна спешно подлетает к столу, выдвигает ящик, пачкая старую белую краску желтоватыми травяными пальцами. Шмулик поднимается по лестнице, когтями оставляя неглубокие борозды в старой древесине, и лестница за ним прорастает травами. Старая колода во дворе нервно потеет смолой. Роза Самуиловна запивает красненькую таблетку остатками воды в стакане. Гремит незапертая дверь, Шмулик заходит в квартиру.
– Роза? Что с тобой происходит? Роза! Стой, дерзкая! Иль я тебе не муж?
Улыбка Розы Самуиловны несколько секунд висит в воздухе, а затем медленно исчезает.
Ася Датнова
Радио Таволга
Никогда они не ходили на лодке вверх по реке, только вниз. Он в тельняшке и с удочкой, она в бирюзовом купальнике и шляпе с мягкими полями. Дачники, но и местным хорошо медленно сплавляться, бросив весла, останавливаться на песчаных пляжах для купания, удить под корягами, и внизу когда-то был мост на ту сторону, брод, санный путь, а вверху – никогда ничего не было.
То место, где сходятся две реки, называется Иордань. Зимой тут прорубь. Одна речка узкая, мелкая, ледяная в июле из-за ключей, заросла камышом и водорослями и на всю глубину прозрачна. Другая широкая, мутная до осени, цвета чая с молоком, теплая. Когда входишь в воду с берега, первым обнимает холод, поднимается до подбородка, но идешь, глядя вниз – к ноге подплывет здоровенный карась, на дне тускло светится крошево перловиц. А потом подхватывает течение, и ощутима граница перехода, теплая жидкая стена, и потом уже плаваешь туда-сюда, на другой берег, до ветлы. Но на это место редко кто приходит, оно дальнее, все купаются на Песках, особенно которые с детьми.
