Я купил шагомер, сказал Магальяенс Са жене, буду гулять в парке. Молодец, сказала жена, как здорово ты придумал. Она никогда не говорила я так и знала или а я что тебе говорила, и Магальяенс Са был ей за это признателен. Он разогрел в духовке запеканку, сделал салат с помидорами и покормил жену. Сам запеканки есть не стал, обошелся салатом. Раз уже участковая говорит, что он поправился, надо кушать с осторожностью.
Гулять по парку оказалось мучительно скучно. Магальяенс Са надел новый мягкий спортивный костюм, новые легкие башмаки, застегнул за запястье шагомер, а потом добрый час болтался по аллеям, будто потерявшийся песик в поисках хозяйки. Он совсем было решил, что с него хватит и больше никакой ходьбы, но глянул на шагомер и приятно удивился. Шагомер показывал пять километров восемьсот метров. То есть он каких-то трехсот метров не дошел до замка Палмелы. До замка Палмелы, куда они с женой вот уже год собирались съездить, но отчего-то все никак не могли выкроить время. Магальяенс Са еще разок обошел парк, посмотрел на шагомер и тихонько засмеялся от удовольствия. Он уже давно не считал вечерние часы за настоящее время – вся жизнь происходила днем, а после ужина наступала пустота, вневременье, которое нужно было чем-то заполнить, потому что ложиться спать было еще рано. Ни читать, ни мастерить Магальяенс Са не любил, женины сериалы его не влекли. С год назад он решил, что интересуется футболом, поставил себе в спальне второй телевизор и подписался на спортивные каналы. Но смотреть футбол в одиночку было еще скучнее, чем смотреть сериалы с женой, поэтому после ужина Магальяенс Са выходил на угол, в кафе Манелы, брал там слабенький жидкий кофе «с душком» – с капелькой багасы, – и сидел, пока его не начинало клонить в сон. И вдруг оказалось, что за эти час-полтора можно бог знает куда уйти.
Магальяенс Са купил себе карту, разложил ее на столе и долго рассматривал, поглубже надвинув очки на переносицу – его страшно раздражало, когда очки съезжали к кончику носа. Вначале он подумал, не прогуляться ли ему до испанской границы, но тут в комнате чихнула жена, и его осенило – Фатима. Он пойдет в Фатиму.
До Фатимы, Магальяенс Са подсчитал по карте, было сто сорок восемь километров. Он решил идти только по вечерам, час-полтора, не больше, отмечая на карте докуда дошел, чтобы на следующий день начать движение из этой точки. Жене он ничего не говорил – хотел удивить ее, сказать, вернувшись однажды с прогулки, – поздравь меня, я дошел до Фатимы. Теперь он с нетерпением ждал вечера и после ужина почти бегом бежал к парку. Скучные одинаковые аллеи перестали быть скучными одинаковыми аллеями, теперь это были улицы, тропки, обочины скоростных шоссе и проселочных дорог, по которым Магальяенс Са шел в Фатиму, и он жадно смотрел по сторонам, пытаясь запомнить то поворот на Самора-Коррейя, то кольцевую развязку у Бенавенте, чтобы потом в подробностях рассказать жене. За Сальватерра-де-Магос он шел берегом реки, его донимали озверелые комары, но такой томительной свежестью тянуло от воды, так сладко поплескивали крохотные речные волны, что он чуть не плакал и думал, какая глупость, что жена сидит дома у телевизора, как бы ей здесь понравилось. С каждым днем он уходил все дальше и дальше, и когда прошел через Сантарень, сделал из зубочистки и обрывка бумажного носового платка крохотный флаг и воткнул его в землю у входа в парк в ознаменование того, что две трети пути уже позади.
Утром двадцать седьмого дня жену Магальяенса Са разбудил звонок в дверь. Она заворочалась в постели и натянула одеяло на голову. Пусть Магальяенс Са открывает, он лучше нее умеет разговаривать с коммивояжерами и свидетелями Иеговы. Звонок в дверь повторился, резкий, настойчивый. Магальяенс Са все не вставал, и жена с трудом сползла с постели и, тяжело шаркая – она был очень толстая, и ходила с огромным трудом, – поплелась открывать. Вначале она не поняла, о чем ей говорит приятная женщина в полицейской форме. Какая-то авария, почему-то на выезде из Алканены. Жена Магальяенса Са пригласила женщину в форме в комнату, указала ей на диван, а сама растеклась по креслу и щелкнула пультом от телевизора. Теперь она готова была слушать. Мне очень жаль, сказала женщина в форме. Примите мои самые искренние соболезнования. А вы не знаете, почему на господине Магальяенсе Са не было светоотражающего жилета? Всех паломников давно обязали носить светоотражающий жилет. Паломников? переспросила жена Магальяенса Са. Жилета? Очередная трагедия на выезде из Алканены, сказала с экрана ведущая новостей. В кадре появилась машина со слегка вогнутым бампером, чуть поодаль валялся парусиновый спортивный башмак. Несколько секунд жена Магальяенса Са смотрела на этот башмак, потом выкатила глаза, разинула рот и поползла с кресла, суча ногами.
Лея Любомирская
Фонсека
повздоривши по телефону с бывшей женой, разбивши телефонную трубку о стену и эту же стену сильно лягнув с досады, один человек, допустим, Фонсека, пошел на кухню выпить чаю из мелких шишечек, успокоительно распускающихся в воде наподобие хризантем – и выпил бы, если бы не забыл поставить чайник, а чайник он забыл поставить оттого, что в мыслях все еще доругивался с бывшей женой, и дело опять шло к тому, что за нею останется последнее слово.
глупая женщина – тоже, как ни странно, Фонсека, хотя отчего же странно, мало ли Фонсек в нашем городе, а эта еще и замужем было за Фонсекой, поэтому до развода ее звали Фонсека Фонсека, а теперь опять, как в девичестве, просто Фонсека, – глупая Фонсека не желала принимать всерьез идущий к нашему городу ураган.
нет, это уже смешно, честное слово, синоптики или кто там обычно определяет пол урагана и дает ему, урагану, совершенно неподходящее для урагана имя, на этот раз никак не могли договориться, мальчик идет к нам или девочка, поэтому решили назвать его как-нибудь нейтрально – и назвали Фонсекой.
так что в нашем рассказе уже три Фонсеки, и хорошо бы нам в них не запутаться.
ну вот, значит, Фонсека-бывший муж, узнав о Фонсеке-урагане, позвонил Фонсеке-бывшей жене, чтобы она, бывшая жена, закрыла бы все окна и никуда бы не выходила, даже с собакою – у Фонсеки-бывшей жены была небольшая собака женского пола по имени Розалия Давыдовна, совершенно похожая на матерчатый, набитый волосом валик, что кладут зимой у двери, чтоб оттуда, из-под двери, не тянуло бы холодом, только с длинными ушами, тонким хвостиком и четырьмя гнутыми, как у банкетки стиля рококо, ножками. Фонсека-бывшая жена Розалию Давыдовну любила, прогуливала трижды в день и позволяла по вечерам валяться на диване на синем шерстяном пледе в крупную красную и белую клетку.
поругавшись с Фонсекой-бывшим мужем и выслушав от него, что она, Фонсека-бывшая жена, женщина пустая и безответственная, и ураган непременно ляпнет ей по голове выдернутой из земли табличкой «Безопасно во время цунами», может, тогда Фонсека-бывшая жена, наконец, поумнеет – решила сейчас же выйти с Розалией Давыдовной на улицу и всем им показать, – что именно показать Фонсека-бывшая жена не додумала, потому что куда-то пропала Розалия Давыдовна, которой надлежало валяться на диване на синем шерстяном пледе. Фонсека-бывшая жена прошлась по квартире, призывно посвистывая и прищелкивая пальцами, и обнаружила Розалию Давыдовну в ванной комнате, в корзине с чистым, вынутым из машинки и но еще не глаженым и не разложенным по местам бельем. Розалия Давыдовна спихнула с корзины крышку, зарылась в пододеяльник и простыни и испуганно блестела оттуда глазами. на предложение выйти погулять Розалия Давыдовна в ужасе замотала длинными бархатными ушами.
