Дать время отсмеяться, наговорить еще каких- нибудь глупостей, выдохнуть и спросить самое главное:
– Как он теперь, полегче?
Крис благодарно кивает – ага, мол.
– Зато в процессе я придумал нам новый коктейль, называется «Пески Времени». Там водка, молоко, пара сиропов, лимон и очень, очень, чудовищно много рома.
* * *
Кей всегда жаловался на недостаток фантазии. Ему нужно было долго собираться с мыслями, концентрироваться, чтобы погрузиться в представляемую картинку, а вот так, как у некоторых – раз и все, у него не получалось даже в далеком детстве. Поэтому задача вообразить себе бар и кого-то в него привести представлялась ему запутанной головоломкой, к которой даже непонятно, с какого конца подойти. Он, как образцовый зануда, долго ходил вокруг задачи кругами, осторожно тыкая ее палочкой со всех возможных сторон и сам толком не зная, зачем ему вообще это делать. Просто это «попробуй кому-нибудь рассказать» продолжало звучать в голове сначала голосом Джин, потом его собственным, а потом и вовсе чьим-то чужим, незнакомым. Попробуй – легко сказать, а что если ты образцовый свидетель, но совершенно никакущий творец, что в таком случае прикажете делать?
«Все то же самое», – отвечает где-то в подсознании голос, явно не собирающийся его щадить. Ладно же. Рано или поздно он увидит кого-то, кому действительно надо, и даже нарочно не станет носить с собой ничего такого. Говорят же, что в по-настоящему сложных случаях человек действует по наитию.
«По наитию, – ворчит про себя Кей через неделю, переступая порог квартиры, где раньше жили они с матерью оба. – А попроще на первый раз задачу нельзя было дать, нет?»
Мать неподвижно сидит за кухонным столом, не реагируя на оклики и шаги в прихожей. Она никогда не жаловалась, его сильная мать, растила сына одна, красивая, строгая, а теперь мальчик переехал, женился, занят своими делами, дома пусто и одиноко, и вроде бы радостно за него, только вот… А мальчику виновато, но вовремя, и очень хочется сказать очень много, по большей части необратимого, и очень трудно говорить то, что от него хотят слышать.
Кей вделся в домашние тапочки, пошуршал в ванной горячей водой – руки страшно замерзли на холоде, а перчатки он сегодня забыл, – не увидел реакции. Сейчас опять будет ссора, смысл которой сводится примерно к тому, что «у тебя слишком много собственной жизни, а я не знаю, куда себя деть», и единственный возможный ответ «да, теперь так, и я очень рад, что у меня наконец-то появилась эта самая жизнь, тебе тоже крайне советую».
Он столько раз уже проигрывал в голове разговор, в котором сможет объяснить, что он больше не хочет быть неотлучно при ней, что это не значит, что он ее разлюбил, что у него вообще-то молодая жена, которая его почти что не видит, и завал на работе, и он приезжает к матери, когда только может, и ему жаль, что этого недостаточно, но это все, что у него сейчас есть. Разговор так до сих пор и не прозвучал, и неизвестно, прозвучит ли на этот раз, но начинать сегодня в любом случае нужно с другого:
– Мама, – Кей старается сделать голос как можно более бодрым, – ты когда-нибудь была в баре?
Кажется, если однажды он захочет шокировать ее еще больше, ничего уже не получится: фигура у стола отмерла и медленно повернулась в сторону наглеца, посмевшего задать уважающей себя даме столь неприличный вопрос.
– Это там, где агрессивные мужчины напиваются до беспамятства и валяются под столами? – надменно вопросила она в своем фирменном аристократическом стиле. Иногда подобный тон Кея бесил, иногда обессиливал, а сегодня вдруг почему-то развеселил.
Сосчитать про себя очень медленно: один, два, три, четыре – до десяти. Представить, что перед тобой – незнакомец, пришедший к тебе после трудного дня отдохнуть и почувствовать себя лучше. Представить себе барную стойку, длинную, темного дерева, приятно шершавую, но еще не щербатую. Те, кому нужно больше всего, меньше всего верят, что у них что-то получится, поэтому верить за них должен ты, раз уж именно ты оказался сегодня на вахте. Верить за них, верить в них и, самое главное, верить себе, безоговорочно, лучше сейчас и всегда, но просто сейчас тоже вполне подойдет.
Кей представляет дверь, медленно проступающую в произвольной стене, и для него она, определенно, зеленая, но это просто культурный контекст, ему так понятней. Представляет, как ручку двери тянут снаружи, как звенит колокольчик, как на пороге в сомнениях замирает женщина с очень знакомыми чертами лица.
Визуализировать очень важно, – думает Кей, ставит на плиту турку с кофе и открывает холодильник, надеясь, что мама все так же неравнодушна ко взбитым сливкам, единственному лакомству, которое она изредка себе позволяет. И там, о счастье, действительно есть баллончик, еще даже не начатый.
На столе в материной любимой чашке появляется свежесваренный кофе с неприлично огромной шапкой взбитых сливок, щедро посыпанных корицей. Корица пахнет на всю квартиру, кофе пахнет не меньше, и Кею внезапно легко и смешно было бы произнести ту самую фразу, над которой он безуспешно бился всю неделю, пытаясь сформулировать ее для себя идеально: «Бар «Храпящая Лошадь» открывает свои гостеприимные двери. Добро пожаловать».
Но идеальная формулировка все-таки оказалась совсем другой:
– Я сейчас расскажу тебе один замечательный бар, совсем не из тех, в которых ты не была. Там красивым уважаемым дамам подают свежий кофе со сливками и корицей. Ты только, пожалуйста, не перебивай.
* * *
– Мне тут на днях рассказали, – ухмыляется Крис, – что в городе появился блуждающий бар.
– Дай угадаю: и называется он «Храпящая Лошадь»?
Агата улыбается одной из самых ослепительных своих хитрых-прехитрых улыбок и подначивает – мол, ну?
– Та-дам, ты совершенно права, дорогая моя пиратская капитанша, можешь готовить красивую трубку и самый лучший табак – пригодится.
– То есть прямо блуждающий?
– Да.
– Блуждающий бар «Храпящая Лошадь»?!
– Именно. И самое вкусное, что рассказал мне о нем очень далекий ото всех наших с тобой компаний знакомый, то есть шансов, что услышал от кого-то из нас – абсолютный ноль. На вопрос, как найти бар, ничего внятного не ответил, сказал только, бар сам находит людей, когда им это действительно нужно.
– Слушай, ты не знаешь, вот есть печать на футболках и на плакатах, а на бирдекелях можно печать заказать? Чтобы прямо фирменные, с красивой эмблемой бара?
– И развешивать их на городских стенах вместо граффити и наклеек?
– Ага.
– И ставить под каждый напиток бара «Храпящая Лошадь», где бы и как бы он ни открывал свои двери через наши сердца?
– С пафосом немножечко перегнул, убавь примерно в три раза, но в целом да – идея такая.
Крис с Агатой идут по залитой солнцем зимней улице и обсуждают, где бы срочно засесть рисовать эскиз для бирдекеля: на лавочке пока холодно долго сидеть, а тем более рисовать – февраль, до весны еще две недели, до тепла еще минимум месяц, а им срочно нужно место под карандаш с блокнотом и чашку-другую кофе, потому что в блуждающем баре «Храпящая Лошадь» ужасно много работы. Конкретно сейчас, вообще в феврале и всегда.
