Родительскую квартиру они продали, брат забрал его к себе насовсем. Племянники были уже подростками, и им меньше хотелось с ним играть. Не как в детстве, когда этот дядя казался им большой игрушкой. Такое бывает. Всему свое время, и дети вырастают из игрушек. Дома стало некомфортно. Целый день он ничем не занимался. Бродил со своей глупой и неуместной улыбкой по квартире. Попадался под руку жене. Племянники все чаще кричали на него и выгоняли из их комнаты. А он лишь пялился им в ответ и улыбался. И шел, куда его отсылали.
Состоялся разговор с братом. Жена со вздохом заявила, что с ним нужно что-то делать. И сначала брат отмахнулся. Но участились приступы. Предыдущие дозы противосудорожных препаратов перестали работать, нужно было искать новую схему. Его положили в психиатрическую больницу, и родственники узнали, каково это. Какая может быть жизнь, когда его рядом нет, но о нем заботятся, у него есть крыша и хлеб. Хоть это делают не они. Ведь есть на кого переложить свое бремя. Итак, многое было для него сделано. А он улыбался, когда встречал их в комнате свиданий. Свидания становились реже.
Прямых показаний для нахождения в психиатрической больнице уже не было. Приступы почти не случались. Новые препараты работали неплохо. Агрессии он не проявлял. Был тихим, спокойным. Иногда помогал, когда его просили. Сидя на стуле, смотрел на происходящее в отделении и улыбался. В таком состоянии ему можно было вернуться домой. Жена брата была категорически против, и тот решился положить его на платную койку: когда родственники оплачивают лишь услуги ухода. Так он остался у нас.
Я работал в отделении второй год, его же положили за год до моего прихода. Брат хорошо зарабатывал, и проблем с оплатой койки не было. Брат по-прежнему навещал его, иногда звонил в отделение. Его не бросили. Но жизнь в семье брата пошла своим, новым чередом, новые задачи вставали вместе с взрослением детей. Сложно сказать, кем он был брату. Может быть, – напоминанием о родителях, о детстве, а может – той частью личности, потеряв которую, словно лишаешься части тела. Наверное, когда-то брат сожалел о случившемся. Если бы не внутриутробная гипоксия и травма от качелей, все было бы иначе. И их отношения, и вся жизнь. Когда-то была надежда. Потом они приняли и радовались тому, что было дано. Я замечал иногда, что брат радовался его улыбке, той искренней улыбке, которая появлялась в начале их свидания. В ней было узнавание, вспоминание, что у него есть брат. И брату было достаточно. Брат приносил ему йогурт и мягкую булку с повидлом, иногда кашу и конфеты. Помогал держать ложку, затыкал салфетку за воротник, вытирал испачканные щеки. Спрашивал о простом: все ли у него хорошо, ничего не болит, никто не обижает? Их отношения застыли на пятилетнем возрасте. Однажды брат рассказал мне, что так же, когда им было пять и двенадцать соответственно, они завтракали по субботам на даче, когда родители уезжали в город и оставляли их вдвоем.
Одна из бесед с братом была особенно подробной, из нее я и узнал о его жизни. Я пытался заглянуть в его разум. Я говорил с ним, наблюдал за поведением в отделении, эмоциями и реакциями. Но все скрывалось, или скорее наоборот, распахивалось его улыбкой. Могло показаться, что он пребывал все время в блаженном неведении. Такая улыбка стала поводом считать юродивых божьими людьми, словно они несли на себе отпечаток Божьей благодати, и оттого их счастье проявлялось постоянной улыбкой. Свет внутри них затмевал все бренные горести, греховные посылы. Это толкование имеет право жить. То, что можно назвать чистотой, я видел в нем. Он не желал никому зла. Не хотел отнимать и вредить. Принимал случавшееся с ним, как данность. Для него не было завтра, были обрывки вчера, он жил здесь и сейчас. Ничего не ждал и ничего не хотел. И возможно, поэтому был по-своему счастлив.
Старшая сестра пришла к нам в ординаторскую и сказала, что брат не внес оплаты, чего раньше не случалось. Мы попытались дозвониться до него, но телефон был вне зоны доступа. По домашнему номеру трубку никто не взял. И на следующий день. Мы ждали неделю и затем обратились в органы опеки с просьбой отыскать брата или связаться с ним. И тогда узнали, что он погиб. Разбился на автомобиле в командировке. Жена брата с детьми уехала к родителям переживать свое горе. Я не знал, как быть. Выйти и рассказать? Я обязан. Но его улыбку в тот момент я не вынес. Когда я увидел его на стуле, смотрящего мне в глаза и как всегда беспечно улыбающегося, ноги у меня отказались к нему идти. Я попросил сделать это социального работника. Но и ее слова он встретил, улыбаясь. Он так и не смог понять».
Заключение
Психическое развитие человека предполагает определенные этапы развертывания его генетической программы, а также социального взаимодействия с другими людьми. При этом огромную роль в том, насколько успешно будет осуществлено развитие психики, ее способностей и возможностей на всем протяжении, играют внешние факторы. Еще с внутриутробного периода, когда формируются главные компоненты органов и систем, образ жизни матери будет влиять на здоровый рост головного мозга плода.
В последующем, уже после рождения, полноценность рациона, общение с людьми, отсутствие тяжелых заболеваний и травм будут определяющими. Самый критичный возраст – до трех-пяти лет, когда завершают свое формирование основные мозговые структуры. С этого возраста биологические факторы уходят на второй план, и вперед выступают процессы социализации, воспитания. Если же в нормальный ход созревания вмешиваются вредоносные факторы, то возникают нарушения психического развития – дизонтогенезы, самым распространенным из которых является умственная отсталость. Умственная отсталость – это состояние, обусловленное врожденным (генетическим) или приобретенным в раннем возрасте (до трех лет) недоразвитием психики с выраженной интеллектуальной недостаточностью. Ранее это состояние называлось термином «олигофрения», введенным немецким психиатром Э. Крепелиным, но сейчас этот термин изъят из классификаций болезней. Главным критерием для постановки диагноза служит изучение коэффициента интеллекта – IQ. Нормальными считаются значения – более 70-ти баллов, средними для популяции – 110–150 баллов. Умственная отсталость разделяется в зависимости от количества баллов на легкую (50–69), умеренную (35–49), тяжелую (20–34) и глубокую (ниже 20-ти). Раньше применялись термины «дебильность», «имбецильность» и «идиотия», которые соответствуют современным: дебильность – легкая и умеренная степень, имбецильность – тяжелая, а идиотия – глубокая.
В наибольшей степени у пациентов с умственной отсталостью страдают интеллект и мышление. Им сложнее дается решение задач, выявление связей между объектами мира, недоступны метафоры и иносказания. Их мышление более наглядное и практическое, конкретное. У них хуже развита память, скорость переключения и устойчивость внимания. Им сложнее удается контролировать эмоциональное состояние и поведение, эмоции также более приземленные и предметные. Многие пациенты с умственной отсталостью находятся в состоянии благодушного эмоционального фона с постоянной улыбкой. Сложно сказать, является ли это истинным переживанием приподнятого настроения. Однако встречаются и пациенты с преобладанием негативных эмоций. Уровень развития эмоционального реагирования, конечно, зависит от степени умственной отсталости. При глубокой степени эмоции малодифференцированы. При тяжелой – находятся примерно на уровне ребенка возрастом от года до двух лет. При умеренной и легкой спектр эмоций такой же, как у здорового человека, но нарушается возможность управления ими.
