Мама удивленно моргнула.
– Я… Я думала, ты знаешь, – запнулась она.
– Знаю что? О том, что происходит у Тео дома? – с нажимом сказала я, не в силах думать ни о чем другом.
– Роуз, – начала было мама. И глядя мне в глаза, она произнесла слова, которые разбили мне сердце: – Отец Тео… Он… Он домашний тиран. Он его бьет. Очевидно, это продолжается уже много лет.
Мне стало нечем дышать.
Я разваливалась на кусочки, прямо на глазах у родителей, и они не знали, чем мне помочь. Они уставились на меня, ожидая, когда я все это переварю и снова стану вести себя адекватно, но я знала: уже ничего не будет по-прежнему.
Я мысленно прокручивала время назад, выискивая в своих воспоминаниях какие-то намеки на то, что у Тео с его отцом были куда более сложные и неприятные отношения, чем я думала.
– Как давно вы в курсе? – с трудом спросила я, мой голос был сухой, как наждачная бумага. Я по-прежнему не смотрела на родителей.
– Мы узнали об этом сегодня днем. Когда заговорили с Тео о том, чтобы он отправлялся домой, я поняла: там что-то не так. Мне удалось все это из него вытянуть, – сказала мама.
Я чувствовала, как она взглядом прожигает во мне дыру.
Набравшись храбрости, я взглянула на родителей, но тут же об этом пожалела. Мама, всегда такая аккуратная и опрятная, выглядела помятой, морщинки обозначились четче, и вместо того чтобы стоять прямо, она горбилась. У отца от всего этого стресса появились черные круги под глазами. У него на лице не осталось ни кровинки, а взгляд блуждал. Пока я наблюдала за тем, как он пытается переварить происходящее, я поняла, что впервые вижу на его лице живые эмоции. Должно быть, вся ситуация виделась им совершенно ирреальной. Я знала, что когда все откроется, их это шокирует, но молилась, чтобы они как можно дольше оставались в неведении.
– И что ты сделала? – спросила я. Но я уже знала ответ на этот вопрос, и не имело значения, насколько сильно мне хотелось, чтобы это было не так.
– Я отвезла его к матери, Роуз, – мягко сказала она. Ее голос был слабым и невыразительным.
Во мне разрасталась ярость.
– Ты отвезла его домой! Ты должна была кому-нибудь сообщить, пойти в полицию…
– Полиция уже в курсе, Роуз. Мать Тео дала делу ход и переехала к своему брату. Тео сейчас там. С ним все в порядке, я тебе обещаю. Все позади.
Я ошеломленно замолчала.
Мама подняла руку и распустила свой пучок, позволив волнистым волосам свободно упасть ей на плечи. Она утомленно вздохнула. Папа так и продолжал стоять на месте, он ссутулился, и по его лицу ничего невозможно было понять.
– Отцом Тео займется полиция. Главное, что Тео и его мать сейчас находятся вне дома и они в безопасности. Очевидно, она давно собиралась уйти, а исчезновение Тео просто стало последней каплей. Она владеет ситуацией и сделает так, как будет лучше для них с Тео. Пока они снова не встанут на ноги, они поживут с ее братом. Так что я… Мы уже ничем не можем помочь, Роуз, только оставить все так, как оно есть.
Пытаясь переварить услышанное, я пребывала в глубоком шоке. Я пыталась понять, почему Тео не рассказал мне о своей домашней ситуации. Что его остановило, отчего он не поведал мне нечто настолько важное? Мне нужно было на него надавить и заставить все это рассказать, мне следовало бы понять, что за его исчезновением стоит нечто куда более мрачное. И я должна была что-то предпринять. Я могла бы что-то предпринять. А теперь я чувствовала себя совершенно беспомощной и растерянной.
Почему он не мог просто сказать правду? В конце концов я нашла только одну возможную причину.
Он мне не доверял.
Теперь это очевидно. Он всего лишь хотел попросить у меня помощи, не больше. И хотя для этих целей я оказалась хороша, очевидно, я была недостаточно хороша для того, чтобы он стал рассказывать мне свои секреты. Он не доверял мне. Я была настолько наивна, что посчитала: он явился сюда, потому что поверил. Но, очевидно, он не уважал меня в достаточной мере, чтобы быть со мной честным. Я пришла к этому горькому выводу, решив, что он обратился ко мне только потому, что я была доступна. Глаза защипало от слез. Он пришел ко мне потому, что я была скучной и со мной было безопасно. Потому что он настолько мне нравился, что я как-то пригласила его на бал.
– Я просто… – попыталась выдавить я, но у меня пересохло во рту, и я не нашлась, что сказать.
Мама все еще внимательно за мной наблюдала. Я почувствовала, что она заметила блестевшие у меня в глазах слезы, и увидела, как она в задумчивости прикусила нижнюю губу.
– Тео никогда тебе не рассказывал? – спросила она.
Я покачала головой.
– Тогда почему ты согласилась ему помочь? – хриплым голосом спросил отец.
Я промолчала, на ум не шли никакие объяснения. Как будто мой мозг отключился. Я не двигалась и только смотрела в одну точку на стене, я перестала что-либо отражать.
– Ты… ты влюблена в этого мальчика, Роуз? – тихо спросила мама, словно она не хотела знать ответ. Казалось, она боится того, что я могу ответить.
– Нет! – воскликнула я, на автомате соврав.
Последовала пауза. Я почувствовала, что родители пытаются понять, о чем я думаю, как будто стараются определить «границы дозволенного», но так, чтобы я не взбесилась и не сбежала.
– Ну, так значит, он тебе нравится? Больше, чем как друг? – настаивала мама. Ее голос был мягким.
– Я не знаю, – я пожала плечами. Я почувствовала себя слабой, усталой, как никогда. Желание уйти из дома и найти Тео действительно пропало. Мне просто хотелось лечь спать и проспать целую вечность или, по крайней мере, пока не пройдет шок, пока я не переварю все эти новости. – Видимо, да.
В детстве, когда мы с Брентом не слушались, всегда случался скандал, родители орали, а затем несколько следующих недель отпускали язвительные замечания.
И лучше бы я выносила все это, чем то, с чем я столкнулась на следующий день, когда проснулась и пошла вниз: молчание.
Они сидели за барной стойкой и вместе завтракали, попивая кофе и читая газету. Они всегда делили газету на две половины, а затем менялись, дочитав свою часть, таким образом можно читать одновременно.
Я не ожидала, что они все еще будут дома; я думала, они к этому времени уже уедут на работу, чтобы избежать встречи со мной. Они больше не представляли, как со мной обращаться, это было ясно. А еще я втайне думала, что они не станут заморачиваться на всякую пустую болтовню с тем, чтобы призвать меня к дисциплине: не тогда, когда так заняты работой. Но казалось, что это часть наказания – заставить меня сидеть с ними и есть завтрак в то время, как они притворялись, что меня не существует. И это определенно сработало, пытка та еще.
В комнате было тихо, слышно только, как мы жуем, я – тосты, а родители – кашу. Время от времени отец прочищал горло или мама вздыхала над чем-то, прочитанным в газете, но, помимо этого, в комнате царило молчание. Холодное и недружелюбное.
