– А разве она не отключается?
Я вообще в этих сигнализациях не слишком разбиралась. Когда я уходила и приходила, в доме всегда кто-то был. Я даже ключом ни разу не пользовалась!
– Ну да, должна пищать! Так жалобно, «пи-и», понимаешь?
– Так, может, у нее голос сел. Она не в голосе, да! Ма-мэ-ми-мо-му-у-у… – пропела я что-то из детства, из музыкальной школы, и пьяно хихикнула. Сегодня почему-то все казалось ужасно смешным. А потом задумчиво добавила: – А может, она уже отключена…
Грабители? Вряд ли…
Кое-кто похуже.
Неправильность, которую я заметила, когда мы подъезжали к дому, внезапно встала перед глазами, разорвав хмельной дурман.
Автомобиль!
Это был автомобиль, тот самый – цвета мокрый асфальт. Мне понадобилась пара минут, чтобы сложить два плюс два. Все-таки думать в пьяном виде – занятие неблагодарное. Бояринцев здесь! Черт, Бояринцев здесь, а мы…
А что мы? Мы, между прочим, отмечали мою сданную сессию. С отличием, между прочим. А потому имели право. Я гордо расправила плечи и тут же поплатилась за это – пошатнулась и чуть не упала.
– С сигнализацией точно какая-то ерунда, – продолжал настаивать Игорь.
Да, мысли он точно не читает, очень неудобно, а так бы он уже знал, кто ждет нас за этой дверью.
– С сигнализацией – не ерунда… С ней Тимур Александрович… Вернее, уже без нее… Вернее, его машина вон.
Несмотря на внезапно нагрянувшее косноязычие, соображала я быстрее Игоря, ему на осознание постигшей нас трагедии понадобилось куда больше времени. И среагировал он эмоционально.
– Ппц! – он сказал другое слово, но так получилось даже экспрессивнее.
Мы застыли возле двери, не решаясь войти.
А может, Бояринцев уже спит? Ну а что… Приехал из своих командировок, устал и уснул. Времени-то уже. Я посмотрела на часы: половина третьего, точно уже уснул. Так, подбадривая себя, я толкнула дверь и вошла в дом. И тут же поняла, что для некоторых половина третьего ночи – это вовсе не аргумент, если, конечно, надо поймать с поличным сына и невестку.
Бояринцев грозовой тучей стоял в холле.
– Здравствуйте, – выдавила я из себя.
Бояринцев окинул тяжелым взглядом меня, потом Игоря. Будь я трезвой, то, наверное, перепугалась бы до смерти. А сейчас во мне бушевало возмущение. Я шагнула вперед, чтобы заслонить могучими плечами своего угнетенного собутыльника.
– И вот не надо ругать Игоря! Вы и так уже его затер-ро-ри-зировали, – я старательно выговорила трудное слово. Можно сказать, справилась с блеском! – А он хороший парень, добрый и понимающий, и зарядку делает. – В этом месте я для убедительности взмахнула руками и мгновенно потеряла равновесие.
Я еще продолжала отчаянно изображать мельницу, но, кажется, в неравной схватке с гравитацией должна была вот-вот проиграть. Бояринцев сделал шаг вперед и подхватил меня.
– Исчезни, – бросил он Игорю недобро.
Глава 22
– Водичка…
В моей голове уже не оставалось места для мыслей. Вообще ни для чего не оставалось… Лишь ветер гулял по кругу. И мне было плохо, очень плохо. Я краем мутного сознания отметила, что сижу в ванне. На мне нет одежды. И рядом льется вода. Прохладная…
– Придушу гаденыша…
Этот голос я узнала. Мне от него почему-то больно. А еще хорошо и спокойно. И хочется плакать.
– Не нужно никого душить. Это я сама…
Я не уверена, что сказала это вслух. Впрочем, какая разница. Меня подняли большие сильные руки, оборачивая чем-то теплым и пушистым. А потом прижали к крепкой и горячей груди, куда-то понесли и бережно уложили. На что-то мягкое. И отпустили.
Нет, не хочу! Не сейчас. Сейчас мне будет совершенно невыносимо одной. Я потянулась куда-то вверх, к нему.
– Не уходите.
Пауза. И снова этот голос – как приговор:
– Я не люблю пьяных женщин.
Я засмеялась. Уж не знаю, что показалось мне забавным.
– Но я же не всегда буду пьяной, верно? К утру я протрезвею. И тогда вы будете меня любить?
Тогда этот вопрос показался мне вполне логичным.
– Буду, куда я денусь, – ответил он после короткой паузы.
И этого оказалось мне достаточно – я совершенно успокоилась и провалилась в сон.
***
Боже… Я даже не подозревала, что может быть так плохо. Голова раскалывалась, словно в ней поселилась стая ежей с отбойными молотками и вовсю долбилась в виски, прорываясь наружу. Во рту было гадко и сухо, а тело ломило так, будто меня переехало бульдозером. Да еще и желудок… О господи, такое чувство, что там включили режим отжима. Совсем неделикатного!
Я вяло открыла глаза – яркий пронзительный свет резанул по ним, ввинчиваясь прямо в мозг. Зажмурилась моментально. И крепко. Вот уж нет, больше не открою!
– Ну что, алкоголики и тунеядцы? Плохо? – В низком тяжелом голосе явно слышалась насмешка.
Не могу поверить, что вчера он мне нравился. Сейчас каждое слово впивалось в голову, словно длинная острая игла.
– Да, – еле-еле проговорила я, и эти звуки болью отозвались сразу во всем теле.
– Ладно, будем тебя спасать.
Я хотела сказать: спасайте, убивайте, делайте, что хотите, только не заставляйте открывать глаза. Но потом поняла, что для этого придется совершать слишком много очень трудных действий. Поэтому я просто кивнула и тут же пожалела об этом, потому что движение тоже оказалось болезненным.
Рядом что-то зашипело. Бояринцев приподнял меня и заставил выпить какую-то сладкую гадость с медицинским привкусом. Будь я в чуть менее плачевном состоянии, я бы наверняка отказалась, но сейчас проще было сделать, что велено, чтобы меня наконец перестали кантовать.
Видимо, это было какое-то лекарство. Кто знает, может, от него мне и правда станет лучше.
– А вы что, всю ночь тут со мной были? – удалось промычать почти без потерь, видимо, лекарство начало действовать.
– А где же мне еще быть? – удивленно спросил он. – Это ведь моя комната.
У меня скопилось еще много вопросов. Например, что случилось с моей комнатой и почему нельзя было расположить мою несчастную тушку там? Что по этому поводу думает Игорь и не показалось ли ему странным, что Бояринцев забрал меня к себе? Да и вообще, что тут происходило всю ночь, пока он был рядом, а я в отключке?
Наверное, я их все-таки задам когда-нибудь потом, а сейчас я лишь перевернулась, нащупала плечо и удобно устроила там голову. Вот. Теперь можно спокойно умирать.
***
Медленно выплыв из крепкого сна, я лениво открыла глаза и ошеломленно моргнула. Потом еще раз… То, что я увидела, совершенно не укладывалось в голове. В махровом халате, натянутом на голое тело, я лежала, практически полностью взгромоздившись на Бояринцева. Во всяком случае, моя нога вольготно перекинулась через его ноги, одной рукой я чувствовала теплый и твердый живот, а на второй спал, собственно, Бояринцев. И мало того, что он спал, он еще и отлежал мою руку, и она немного ныла. Прямо перед глазами оказалась его шея с упруго пульсирующей жилкой. Я приподняла голову и уставилась на его лицо. Бояринцев во сне совсем не был похож на себя обычного. Вся суровость и жесткость куда-то пропали, и оказалось, что у него короткие темные ресницы, почти черные, и высокий красивый лоб, который не портила даже пересекающая его складка от привычки постоянно хмурить брови. И еще оказалось, что вылезшая за ночь щетина ему безумно идет, а растрепанные, чуть взъерошенные густые волосы придают ему совершенно мальчишеский вид. А его упрямые жесткие губы… М-м-м… Они так близко, что если чуть-чуть потянуться, то …
