– Вы поссорились с Игорем?
Я рассмеялась:
– Вовсе нет, с чего бы нам ссориться?
– Но ты здесь уже несколько дней, а он ни разу не позвонил. И ты ему тоже.
Я пожала плечами: как объяснить ей, что он и не должен был звонить. Впрочем, и не смог бы, даже если бы захотел: я отключила телефон в тот же день, как только сюда приехала.
Родители с братцем безмятежно отдыхали на море, им я сказала, что уезжаю за город, где не будет связи. Аленка забралась волонтером в такую-то дикую заграничную глушь, «чтобы совершенствовать знание языка», как она сама выражалась. Дешевле было посылать оттуда почтовых голубей, чем пользоваться мобильной связью. Игоря я предупредила. А всем остальным трезвонить мне вовсе необязательно.
– Ясно, так я и думала, – понимающе кивнула Маринка. – Такой, как он, никогда не успокоится. Он тебе изменил?
Я невольно развеселилась, прикидывая, как Игорю надо извернуться, чтобы умудриться изменить мне.
– Он тебя обидел? – озвучила Маринка новую догадку и машинально сжала кулачки, словно была готова прямо сейчас подорваться, отыскать злостного обидчика и как следует его стукнуть.
– Да что ты, Игорь отличный парень. – Я лениво перекатилась на другой бок. – Думаю, из него получился бы просто прекрасный муж.
– Получился бы? – переспросила Маринка, изумленно приподнявшись на локтях.
Ой… Вот так проваливаются разведчики! Кажется, растительное существование вредно влияет на мозг. Пора начинать хотя бы зарядку делать.
– Я сказала «получился бы»? Получится… Точнее, уже получился! Да, он прекрасный муж.
– Так почему же ты сейчас здесь, а не с прекрасным мужем? – недоверчиво прищурилась Маринка.
Что, впрочем, неудивительно. Мы уже так давно знакомы, что она насквозь меня видит, а чтобы обнаружить личную драму, меня даже не нужно разглядывать насквозь, достаточно поверхностного осмотра.
– У него сейчас много работы, а сидеть дома одной – скучно.
– Ну да, представляю, – сочувственно вздохнула Маришка. – Там же еще и его отец живет. Вот уж кто действительно чудовище. Я его только на свадьбе видела, и то мурашки по коже. А жить с ним в одном доме, наверное, вообще ужас!
Я тоже вздохнула. От одного упоминания Бояринцева-старшего внутри все выкручивало.
– Действительно, ужас, – честно ответила я, – жить с ним в одном доме невыносимо.
Особенно если от одного его вида напрочь сносит крышу. Наваждение какое-то. Мой личный кошмар…
Маришка кивнула: теперь все выглядело понятным. Пусть немного неправильно понятным, но все-таки. И снова потекло спокойное, безмятежное существование.
***
Странно, но там, в дачном поселке, мне почти удалось выбросить Бояринцева из головы.
Может быть, потому, что спустя еще пару дней жизнь стала куда более насыщенной: лениться надоело, продукты в холодильнике закончились, да и Маринка вспомнила про порученный родителями огород, и за совершенно новыми и непривычными для меня занятиями время пусть и не бежало быстро, но текло вполне безболезненно.
Мы поливали слегка подвявшие грядки, бегая друг за другом, хохоча и брызгаясь из леек, и даже пропололи несколько штук! Правда, полола Маринка, а я только сидела рядом, морально поддерживая: после того как я аккуратно выдергала целую кучу сорняков, оказавшихся вовсе не сорняками, а какой-то экзотической фигней – хотя пахли они именно сорняками, фу! – от прополки меня отстранили.
Ходили в бор за ягодами, а потом их чистили, попутно слопав половину, варили ароматное, пахнущее лесом и солнцем варенье и разливали его по пузатым банкам. На велосипедах ездили по пыльной грунтовой дороге до магазина – прикупить чего-нибудь вкусненького, в четыре руки готовили обед и съедали его прямо на улице, за накрытым потертой клеенкой столиком, вкопанным под старой яблоней. И снова убегали на речку. А если жара стояла совсем невыносимая, забирались в прохладную тень навеса и качались там в гамаке, с книгами. А вечером, как совсем стемнеет, шли к костру, где собиралась дачная молодежь.
Лишь иногда по ночам, когда мне не удавалось быстренько уснуть, устав за день, выползали они, те самые предательские мысли, решительно забитые в самый дальний уголок сознания. Выползали и набрасывались, накрывая душной волной, подсовывая жаркие бесстыдные воспоминания, которые сменяли друг друга, тревожа и будоража, наливая тело горячим и острым желанием с привкусом неясной тоски, оставляя после себя щемящую пустоту и глухую ноющую боль внутри. Утром я вставала разбитая, чувствуя себя опустошенной и странно чужой… везде. Здесь, на Маринкиной даче, среди ее, не моей жизни, дома, в родительской семье, в особняке Бояринцевых…
К счастью, начинался новый солнечный день с ярким и пестрым калейдоскопом приятных дел и напрочь вытеснял эту мрачную дурь из моей головы.
Покой и безмятежность закончились в один жаркий полдень, когда мы прилегли поваляться перед телевизором, показывающим всякую ерунду. Просто так, после обеда, потому что идти в такое пекло никуда не хотелось, а хотелось пить холодный чай и лениво обсуждать эту самую ерунду.
За окнами послышался гул мотора, и сначала мы не обратили на него никакого внимания. Мало ли кто нагрянул к соседям. Но гул становился все ближе и ближе…
Вообще-то, гостей мы не ждали. Маринкины родители должны были приехать только к следующим выходным, привезти, как они называли, гуманитарную помощь.
Я набросила халат и выскочила на крыльцо с пунцовыми щеками и колотящимся сердцем. Меня буквально трясло от дикого коктейля странных несовместимых эмоций: от панического страха, что Бояринцев сумел отыскать меня здесь и приехал, чтобы вернуть, до затаенной, отчаянной, непостижимой надежды, что он действительно это сделал… Этакий рыцарь на белом коне, точнее, на автомобиле цвета мокрый асфальт….
Но нет, это был не Бояринцев. То есть Бояринцев, конечно, но не тот.
– Любимая, садись скорее в сани, – радостно продекламировал мой фиктивный муж.
И пока я стояла обалдевшая, подскочил и сжал меня в объятиях. Маринка, высунувшаяся было на шум, тихонько попятилась обратно.
– Я соскучился, жить без тебя не могу больше! – громко сказал он, а потом шепотом добавил: – Это, между прочим, правда. Отец меня точно убьет, если на его дне рождения мы не будем всей семьей.
День рождения всей семьей… Этого еще не хватало. В голове бестолково заметались панические мысли. Надо притвориться, что я болею! На солнце перегрелась, например! Да, точно, у меня солнечный удар, даже тошнит. А может, я вообще отравилась!
Впрочем, если врать, Бояринцев не поверит, лучше действительно чем-то отравиться. Боже, какую чушь я думаю!
Я чмокнула мужа в щеку и тоже громко сказала, старательно добавив сладости в голос:
– Я тоже соскучилась, милый, но… Здесь так хорошо и спокойно. Природа, солнце, птички… – С птичками, пожалуй, перебор, хотя за дверью восторженно вздохнули. – Лучше ты оставайся с нами. – И точно так же пробормотала на ухо: – Никуда я не поеду.
