Прощаюсь, склонив голову, и выхожу в коридор, стараясь незаметно достать из кармана девайс.
«Рэм говорит, твои волосы слишком заметны под маской. Нужно подстричь тебя под кадета».
Проклятье! Кадетов не стригут, а бреют машинкой, оставляя колкий ежик.
Практически налысо, как психбольных. Да, у меня не получается ровно
уложить волосы, и шишка на голове заметна под маской, но не жертвовать же прической ради достоверности образа виликуса?
Вжимаюсь спиной в стену и закрываю глаза. За последний цикл кудри я накручивала один раз. На весенний бал генерала. Остальное время свои длинные волосы я заматываю в хвост, не заботясь, как они выглядят. Ничего не изменится, если их станет меньше. Просто короткая стрижка. Но, бездна, жалко ведь! Я цепляюсь за остатки женственности до последнего аргумента. «Это всего лишь волосы. Они отрастут».
«Где взять машинку?» — набираю Наилию сообщение и решительно нажимаю на кнопку отправки.
Если уж играть роль, то максимально достоверно.
«Приходи ко мне. Камеры выключены», — пишет в ответ генерал.
Пробираюсь мимо нашей с Труром комнаты и прислушиваюсь. Тихо. Старший виликус или спит, или молча ждет меня. Решаюсь приоткрыть дверь и заглянуть внутрь. Сосед лежит на кровати, запрокинув руки за голову. От жары одеялом не накрыт, и ночной свет от спутника серебрится на металле протезов. Дышит ровно и не глубоко, уснул. Значит, гулять могу хоть до утра. Притворяю дверь и ухожу по лестнице на третий этаж.
Неугомонное семейство Марка вечером убыло на горный материк, взяв с собой Аттию. Попрощаться с матушкой не получилось, я видела ее издали. Теперь на этаже снова пусто. Иду по темным коридорам в спальню к Наилию, за одну ночь превратившуюся из нашей только в его. Холодом окатывает понимание, что будем там вдвоем. Что бы ни случилось ночью, ни охрана, ни виликусы на помощь не придут. Запрещено тревожить сон Его Превосходства. Останавливаюсь перед дверью и чувствую, как от паники не хватает воздуха. Глупо. Позвал подстричься, не станет же вместо этого душить на кровати?
Прикладываю ладонь к считывателю замка и смотрю на зеленую лампочку. Доступ так и не запретили. Майор Рэм нарушить Инструкцию мог только по приказу генерала. Он же велел выключить камеры, чтобы на записи не осталось странного виликуса, расхаживающего по третьему этажу и открывающего все двери. Уму непостижимо, насколько все стало сложно.
Ковер на полу в спальне убран, посреди комнаты стоит стул, а на его спинку облокачивается Наилий в одних домашних штанах и с машинкой в руках. Уже воткнул провод в розетку и приготовил для меня накидку, чтобы как можно меньше волос упало на рабочий комбинезон.
— Маску могут сорвать или ты случайно забудешь её надеть, — хмуро говорит генерал. — Длинные волосы сразу выдадут в тебе женщину, а короткие подтвердят легенду.
Разумно и спорить не о чем. Снимаю маску и убираю с волос заколку, в последний раз распуская их по плечам. Наилий становится еще мрачнее.
Но волосы отрастают медленно. Даже снова надев платье, ты будешь похожа на мужчину. Уверена, что хочешь этого?
Сажусь на стул спиной к генералу и закрываю плечи накидкой.
— Уверена. Стриги.
Он берет прядь волос и пропускает сквозь пальцы. Медленно, осторожно, словно прощаясь. Не понимаю, чего ждет? Сам предложил, а теперь отговаривает?
— Дэлия, ты из-за меня не хочешь оставаться женщиной?
Вздрагиваю от вопроса, а Наилий выходит из-за спины и садится на пол передо мной, поджав под себя ноги. Узнаю позу ученика горного интерната. Будто над ним снова стоит грозный мастер и выговаривает за провинности. Холод от климат-системы тяжело стелется по полу. В напряженной спине генерала, в ледяном взгляде нет жизни, выдержка похоронила эмоции. Наилий ждет ответ, а я не знаю, как говорить, не срываясь в истерику.
— Я просила остановиться, ты не услышал. Я просила время на подумать, ты позвал меня в этот же день.
Голос вибрирует, дрожь прокатывается по плечам и позвоночнику вниз.
Обида выключает разум, из всех слов оставляя только обвинения. Хозяин сектора не поднимает голову, словно на затылке тяжелый камень и сил не хватает держать его. Даже у генералов есть предел. Наилий опускает изрезанные шрамами плечи и тихо спрашивает.
— Тебе было больно? Почему не сказала мне?
Верно, промолчала и позволила делать с собой все, что захочет. А должна была кричать и вырываться? Ударить? Во сколько раз он сильнее меня? Подмял под себя и не заметил.
— Ничего бы не изменилось.
Наилий закрывает глаза и медленно выдыхает. Лицо кривится в гримасе боли, но Его Превосходство умеет справляться с мимикой. Проходит мгновение, и остается только складка между бровей.
— Дэлия, я — генетический эксперимент. Выведенный в лаборатории идеальный солдат. Среди прочих отличий и недостатков у меня высокий уровень адреналина, — рассказывает генерал холодно и отстраненно, будто про кого-то другого. — Генетики решили выжать из этого максимум пользы и закрыли глаза на побочные эффекты. Вчера ты видела почти все. Лихорадку, агрессию, паранойю. Силу, которую я не могу контролировать. Шестьдесят циклов живу с этим. Должен был сдержаться. Обязан.
Ладони генерала нервно вздрагивают на коленях. Он замечает это и прячет пальцы в сжатые кулаки. Я понимаю, что против гормонов не пойдешь. Иногда не помогают даже тренировки длиною в жизнь.
И обещать, что подобное не повториться ты не можешь?
— Верно, — Наилий наклоняет голову ниже. Будто удар от меня ждет или приговор. — Но я буду стараться еще сильнее. До предела, пока снова не обрету контроль.
Судорога прокатывается по телу генерала, а меня цепляет волной жара. Наилий вспыхивает, как спичка. Тянет ко мне руку и осторожно берет за пальцы.
— Прости меня, пожалуйста, — слова топят лед в голосе. Генерал впервые за разговор поднимает на меня глаза, — я был глух и слеп. Не хотел причинять тебе боль. Пугать и заставлять. Прости.
Не могу смотреть на него сверху вниз. Крепко беру за руку и спускаюсь на пол прямо в объятия. Тону в них и захлебываюсь от жара. Хочу верить, как никогда. Просто верить, не рассуждая и не задавая вопросов.
— Я люблю тебя, Наилий.
Слышу, как выдыхает, и чувствую всю его силу, когда прижимает к себе. Отчаянно, долго, до боли. Словно боится, что я упорхну от него к свету, мерцающему вдалеке. Зря. Мотылек умерла, ее сожгли в саркофаге, а я не могу отпустить. Лежу на плече генерала и нежно разглаживаю пальцами узловатые бугры шрамов на спине. Его сердце успокаивается, но лихорадка не проходит.
— Какой ты горячий, — улыбаюсь, зная, что не видит.
Лучше вот так сидеть у него на коленях и купаться в пламени, чем замерзать от взгляда вечно ледяных глаз.
— Побочный эффект, я же говорил, — шепчет Наилий. — Но в холод меня бросает чаще. Ты не передумала?
