— Нет, стриги, — упрямо отвечаю и смеюсь.
Не хочется от него отрываться, но я заставляю себя вернуться на стул.
Поправляю накидку и слежу за тем, как генерал включает машинку. Жужжание чуть тише, чем у бипера, а вибрация такая же сильная, когда лезвия под металлической гребенкой касаются моего затылка. Будь она зверем — поперхнулась бы такими длинными прядями, но инструмент только ворчит громче, и по накидке к моим ногам скатывает первая змейка волос. Еще не понимаю, только смотрю, как опадают белые ленты и закручиваются в спирали на полу.
Наилий ведет машинкой медленно, тщательно убирая с головы то, что раньше было моей гордостью. Сквозняк от климат-системы овевает оголенную кожу и хочется потрогать ежик волос, но я терплю. Вибрация заполняет сознание, прокатываясь волнами по телу. Особенно сладко за правым ухом. Там бугорок и машинка обходит его несколько раз.
— Хватит, — прошу и старательно подбираю слово к ощущению, — щекотно.
Правда? — переспрашивает Наилий и снова прикладывает гребенку машинки за ухо.
От вибрации моя дрожь усиливается, резонируя где-то в животе и спускаясь ниже. Странное чувство. Совершенно неуместное, но приятное настолько, что я закрываю глаза и облизываю губы.
— Ты специально?
— Да.
Долго я так не выдержу и стыдно признаться почему. Нельзя заводиться от стрижки. Ерзаю на стуле и пытаюсь отстраниться, но генерал прекращает пытку, уходя за левое ухо и роняя на пол новые пряди. То, что волосы ничего не весят — только кажется. Стоит их лишиться, как движения обретают новую свободу. Последними штрихами Наилий ровняет виски и выключает машинку.
— Ну, как?
Я трогаю голову, привыкая, что пальцы больше не путаются в волосах. Ощущение потери быстро сменяется восторгом от чего-то совершенно нового. Такой я себя еще не знаю.
— Хорошо, — киваю в пустоту, забывая, что генерал стоит за спиной.
— Тогда иди в душ, — говорит он и снимает накидку с плеч, — за шиворот все равно насыпалось, будет неприятно.
Порываюсь встать, но чувствую руку на плече. Наилий осторожно ведет пальцем по воротнику комбинезона, поднимается на затылок и касается бугорка за правым ухом.
— Щекотно, значит?
Представить не могла, что это так возбуждает. Дрожь возвращается вместе с томлением внизу живота. А генерал водит по бугорку пальцем. Теперь жарко становится мне. С треском расходится молния рабочего комбинезона. Сдергиваю верхнюю часть, оголяя плечи. До кровати слишком далеко, Наилий укладывает меня на пол, едва успевая расправить сброшенную накидку. Он снова горит, но вся ярость остается внутри. Обнимаю ногами и тяну к себе ближе. Туманом заволакивает мысли, а из него, как из бездны, поднимаются воспоминания. И боль, когда генерал, забывшись, вместо поцелуя прикусывает за шею. Этой вспышки достаточно для паники. Тело сводит судорогой, воздуха не хватает. Отторжение так похоже на ненависть. Вспоминаю раздирающую боль внутри, руки тисками на шее. Свою беспомощность и тихое: «Отпусти, пожалуйста», которое он не услышал. Тяжесть тела генерала, как издевка, от каждого поцелуя хочется увернуться. Не выдерживаю и толкаю его в грудь с криком:
— Нет!
Слишком громко. До гулкого эха в пустой комнате, до шока и непонимания в глазах Наилия. Он зависает надо мной, опираясь на локти и спрашивает:
— Почему?
— Отпусти! Не хочу!
Снова бью в грудь, как в стену, не в силах освободиться. Истерика прорывается хрипами:
— Уходи! Оставь! Нет!
Генерал отстраняется и этого хватает, чтобы я выбралась из-под него. Нагота пробирает жгучим стыдом до слез из глаз. Дергаю комбинезон, чтобы прикрыть грудь. Снова бежать? Нет, сейчас хочется спрятаться. Свернуться клубком в углу и скулить от боли. Успеваю увидеть, как Наилий закрывает лицо руками, и спиной проваливаюсь в дверь ванной комнаты.
Она большая и здесь всегда холодно от белого мрамора на стенах с морозными прожилками. Все углы заняты, и я забираюсь по ступеням в ванну на пьедестале. Ныряю в нее, как в колыбель, и подтягиваю колени к груди. Тихо плакать не получается, всхлипы превращаются в рыдания. Звук отражается от каменных стен гулким эхом, и я, не думая, бью по кнопке крана, чтобы пошла вода. Струя срывается с шипением и затекает под меня. Теперь комбинезон промокает не только от слез.
Становится еще холоднее, скоро зубы застучат. Меня вымораживает изнутри, выдавливая последние всхлипы. Не понимаю, что случилось, почему снова так страшно? Там за закрытой дверью сидит Наилий, а не демон из бездны. Всерьез ведь от него отбивалась, но что он сделал? Обнял и поцеловал. Укусил, как делал много раз до этого. Так почему сейчас вздрагиваю от отвращения? На любимого мужчину смотрю, как на врага? Неужели так никогда и не смогу простить? Останусь рядом с пустотой внутри? Можно привыкнуть к боли, можно научиться не отворачиваться от поцелуев и считать мгновения, пока дарит ласку. Но ведь заметит. Будет ли ему все равно? Может, и не нужен от меня отклик, достаточно молчаливого согласия? Разве куклу спрашивают, что она чувствует?
Меня скручивает в узел. Вода попадает на бритую голову и течет в уши гулким шумом. С силой разжимаю зубы, чтобы не прокусить губу. Зря. В оттенках боли нет разницы. Хлебала ее полными ложками и все равно не достала до дна. Сколько еще терпеть? Как долго меня будет долбить кризис?
Все вокруг, как в тесном карцере без окон, когда кажется, что прошла жизнь, а пролетел один день. Готовишься терпеть до конца и ломаешься так быстро, что стыдно. Я орала, срывая голос, и бросалась на мягкие стены. Оплакивала потерянную жизнь, считала, что больше ничего не осталось. Ошиблась. Не страшно терять то, чего не было. Застывший в холодном безразличии Наилий, уходящий от меня в бездну — единственный настоящий кошмар. Я сама его оттолкнула! Почему?
«Почему? — кричу мысленно тем единственным, кто меня слышит. — Юрао, ты спас меня от Агриппы, где ты был, когда Наилий сорвался?»
Размазываю воду по лицу. Вместо рыданий остались беззвучные всхлипы.
«Рядом, — тихо звучит голос паразита, — мы все были рядом».
Дух замолкает, оставив меня одну с тишиной. Бросая на дне ванны с холодной водой. Она течет мимо меня в слив, закручиваясь спиралью. Капля за каплей с безразличием бездушной стихии.
«Они тоже ничего не чувствуют, — говорит Инсум. — Истинные. Они похожи на программы и честно делают свою работу. Им не бывает стыдно и никого не жалко. Ты чувствовала их поводок на шее, как только впервые услышала своего паразита. Это они тянули тебя вверх, отщипывая по кусочку все лишнее».
«Заставляя пробивать макушкой потенциальный барьер», — заканчиваю мысль сама. Понимание окатывает жаром, открывая глаза. Переходный кризис. Перерождение в мудреца. Но зачем снова?
«Сейчас тоже тянут?»
«Да, но не тебя», — отвечает мертвый император.
