— Высший приоритет, — поясняет военврач, вешая девайс на ухо. — Слушаю. Понял, отбой.
Медик наклоняется, быстро собирает все, что осталось на полу и сам раскладывает по моим карманам.
— Рядовой Тиберий, приказываю собрать личные вещи и выдвинуться в квадрат ди-девять.
Вот так начинаются учения. Специальный центр оповещает офицеров, они передают приказ своим подразделениями и дальше по цепочке до всех рядовых. Бойцы вооружаются, грузят оборудование на машины и выдвигаются в заданный квадрат. Бывает так, что сборами учения и ограничиваются, называясь проверкой боеготовности, но у нас — масштабное событие с участием всех родов войск на полных три дня.
Санитары уже не в медицинской, а военной форме молча появляются в комнате. Публий коротко меня представляет и отвлекается на звонок. На маску и здесь смотрят без эмоций. А может, медикам просто не до меня. Они хватают ящики и несут на выход. От неловкости, что все таскают, а я стою, не знаю, куда себя деть. Один из санитаров награждает презрительным взглядом и ворчит:
— Особенный что ли?
У меня от обиды на собственную беспомощность руки дрожат. Маленькая ростом, нелепо тощая в облегающем комбинезоне, нескладная и неуклюжая. Если сейчас промолчу и забьюсь в угол, санитары никогда не посмотрят на меня, как на бойца. Так и останусь не пойми кем — ни женщина, ни мужчина. Размазня.
Поднимаю ящик с оборудованием и сразу чувствую его вес в загудевших руках и спине, но донести смогу, хоть и медленно. Тащу по коридору в лифт с заблокированными дверями, где бойцы уже нагромождают ящики у стены. Быстро и удивительно ровно, даже красиво. Каждый верхний ящик ставят на нижний без смещения, будто от этого зависит что-то кроме эстетического наслаждения порядком. Мою ношу выхватывают из рук, не дав опомниться. Возвращаюсь за вторым и чувствую, что уже устала. Санитары почти бегают с ящиками, некоторые сразу по два тащат, умудряясь переговариваться и шутить, а я медленно иду. Моя слабость — огромная проблема. Не может военный после училища и нескольких лет службы быть настолько нетренированным. Пот льется градом и впитывается в маску, я упрямо таскаю ящики, но Публий на четвертом круге ловит за шиворот.
— Рядовой Тиберий, я тебе что сказал? От меня ни на шаг!
От резкого окрика санитары замирают, оборачиваясь на нас. Со стыда становлюсь пунцовой и бормочу в ответ:
— Виноват, капитан Назо.
Военврач медленно обводит взглядом притихших бойцов. Болезнь мне сейчас сочинит? Любая причина не поднимать тяжесть делает меня негодной к службе, и вопросов к странному новичку станет больше. А особого положения я, и правда, не заслуживаю.
— Отошел уже от ни-тро-пина, раз так резво бегаешь?
Дважды моргаю, соображая, что я услышала, зато санитары понимающе кивают, и муравейник из цзы’дарийцев возобновляет движение.
— От чего я отошел? — шепотом спрашиваю Публия.
— Миорелаксант. Ставится при исследованиях, где требуется расслабление мускулатуры. Перечислять не буду, незачем, да и смешков от санитаров за спиной все равно не услышишь. Это не пехота, где обследование кишечника зондом предпочитают держать в строжайшей тайне. Претит мужской гордости вторжение в святая святых, будто это храм несуществующего бога, а не анальное отверстие. До вечера тебя оставят в покое, а завтра что-нибудь придумаем.
Киваю, соглашаясь, и всю дорогу до заданного квадрата веду себя тихо. Публий оставляет меня с рядовыми, напоследок еще раз строго погрозив пальцем, чтобы не делала глупостей. В кузове грузовика рассаживаемся по скамейкам, санитары устраивают галдеж не хуже женщин, собравшихся на посиделки. Слушаю вполуха о том, как пациент с сотрясением, услышав от врача: «в саркофаг и череп снять» от страха спрыгнул с каталки и рванул бежать, хотя речь шла об исследовании головного мозга в медкапсуле. Как косорукий Квинт уронил на себя музейный антисептик ярко-зеленого цвета, а потом неделю не мог отстирать от него форму.
— А был у нас сержант Декс ассистентом, — рассказывает смешливый и лопоухий санитар, — сам родом из северной деревни, учился в пятом терапевтическом, а в медкартах писал, как говорил: «Дышыт вызыкулярно, хрыпит везде. Диагноз: астма».
Хохот сотрясает кузов грузовика, и я широко улыбаюсь скорее в поддержку, чем реально понимая, о чем речь. Второй санитар, давясь смехом спрашивает:
— И долго прослужил?
— До строгача у начальника отделения, потом сплавили его переводом.
— Тьер, а записи никто не скопировал поржать?
— Куда там, офицеры все себе оставили. Ходили потом и улыбались, как психи.
Веселье мое стихает моментально, потому что разговор переходит на пациентов психиатрических клиник. Догадывалась, что относятся к нам, как к дронам со сбоем в программе, но слушать оказалось неприятно. Все отношение: ловить, связывать по рукам и ногам, а потом смотреть, как трепыхаемся, пока силы не иссякнут. С животными обращаются нежнее и внимательнее, а мы, будто не цзы’дарийцы вовсе.
Заданный квадрат оказывается бескрайней равниной, заросшей травой. Над головой промокшие насквозь грозовые тучи, тяжело свисающие до самого горизонта. Перед глазами редкие заросли кустарника и молодых деревьев, как штрихи на полотне травы. И, куда не обернись, все синее или зеленое.
Прибываем одними из первых. Готовые модули госпиталя на колесах, доехавшие своим ходом, рядовые выстраивают в два ряда. Шесть основных блоков и три вспомогательных. А между ними ставят палатки переходов и отдельно возводят хозблок.
— Тиберий, пошли, с нас северный ход, — зовет лопоухий Квинт.
Я срываюсь следом и на ходу шепотом признаюсь:
— Я не умею, не знаю как.
Лучше сразу сказать, чем промолчать и сделать что-то не так. Жду подколок, возмущения, но санитар улыбается:
— Это учения, Тиберий, здесь учатся. Так бы и сказал, что совсем новенький. Идем, все покажу.
Объясняет не хуже Публия, только медленнее, как для не очень умных. Я рада, потому что успеваю распаковывать ящики, собирать стойки и раскатывать тент по земле, пока Квинт делает то же самое и мною руководит.
Над головой бесшумно пролетает десантный катер, унося за собой шлейф горячего воздуха и запах отработанного топлива. Мгновением позже прибывают инженерные войска и начинают ставить палатки. Из катера на лебедке спускают другие мобильные модули.
— А вот и штабные, — усмехается санитар, вбивая в землю колышки. — Пока разгрузятся, мы уже госпиталь развернем. Давай, давай, Тиберий!
Отвлекаюсь на Квинта и разглядеть Наилия так и не успеваю. Ввязалась в учения, чтобы ближе быть, а сейчас переживаю, как увидеться хотя бы раз. Чем дальше, тем больше затея кажется наказанием. Не рад генерал, что я захотела остаться мужчиной. Решил доказать, что военные не просто так носят форменные комбинезоны? Я знала, но ощутить на себе стоило. Такое же испытание, как весенний бал или прием в особняке Марка. Справлюсь. От переживаний дергаюсь и слишком сильно затягиваю трос на колышке.
