Кровь темнеет на перчатке, но больше не льется. Дрожащими пальцами разглаживаю ткань комбинезона. Никак не могу успокоиться, а дальше будет только хуже. Узнав у Публия зачем я вообще подселила в него духа, Наилий обязательно захочет со мной поговорить. Мы погрязнем в обидах и выяснениях отношений. Но на этот раз я должна справиться сама без помощи духов. Нельзя жить чужими подсказками. Это моя любовь и мой мужчина.
Машина петляет по проселочным дорогам, и я перестаю понимать, где мы едем. Наилий говорил, что в резиденциях не живет, ему хватает особняка. Там должно быть так же тихо и пусто, как в горах. Идеальное место, чтобы спрятать меня. Даже охрана не нужна, куда я пойду? Эти земли пустынны, до ближайшего города не один день пути. Планшет лежит в кармане, но смогу ли я думать об анкетах? Что стало с моей жизнью?
Нурий забирается на холм, пересекая узкую ленту леса, и останавливается у ограды двухэтажной копии особняка. Та же квадратная мозаика из стекла и бетона на фасаде, только нет ухоженных кустов и клумб с цветами, а дорожка зарастает травой.
— Приехали, — оборачивается ко мне Нурий. — Холодильник пустой, вся едва в подвале. Вот ключ. Ковер в гостиной убери и увидишь люк.
— Спасибо, лейтенант Дар, — благодарю совершенно искренне и забираю пластиковый ключ.
— Не за что, — улыбается на прощание водитель. — Ты ведь не местный, правда?
Совершенно. Я родилась в пригороде Равэнны и генеральскую резиденцию со всеми пустырями вокруг вижу в первые. Может, что-то не так делаю. Не с той ноги выхожу из машины, например. Или не наматываю шарф на горло, чтобы спасаться от ледяного ветра.
Я учился в горном интернате, — вспоминаю легенду Тиберия, и настолько сильно не угадываю с ответом, что влипаю в новые неприятности.
— В горном, значит, — смеется Нурий, — теперь ясно, чей нилот. Тот-то на нашего генерала совсем не похож. Ни манерами, ни повадками.
Кивает мне, наконец, и я выскакиваю из машины, как ошпаренная. Только что набилась в сыновья к Марку Сципиону Мору или другому генералу с горного материка. Лицо пылает от стыда, ноги отказываются слушаться. Проклинаю себя сквозь зубы и бреду к калитке через высокую траву. Разведка точно не для меня. От любого вопроса в жар бросает. Не вышла ведь за рамки легенды и того, что рассказывал в госпитале обо мне Публий, но призрак близкого провала все равно маячил за плечом. А мне еще выходить в маске перед мудрецами и представляться тройкой. Если Наилий поверит, что это он, конечно. Если вообще захочет говорить после сегодняшней сцены. Учения еще не закончены, до вечера генерал будет занят, а потом вернется в особняк. И мне за это время нужно привести мысли в порядок.
Касаюсь пластиковым ключом считывателя на замке и вхожу в резиденцию. Датчик ловит движение и зажигает освещение. Значит, запускать генератор и насос, как в охотничьем доме, не придется. Устало дохожу до дивана в просторной гостиной и падаю на подушки. Не карцер психиатрической клиники, но суть та же. Гордилась когда-то, что легко переношу одиночество, а сейчас скулить хочется от отчаяния. Никогда мне не будет покоя и простого счастья. Не просила я у Вселенной ни способностей, ни духов, ни проблем мудрецов. Но и жаловаться и упираться на поводке у Истинных тоже не собираюсь. Никто не сделает мою жизнь лучше, кроме меня. Вперед в неизвестность можно идти и с высоко поднятой головой.
Достаю из кармана планшет и прикладываю палец к сканеру. Девайс признает хозяйку. Отлично. Хотя бы здесь все по-прежнему. В почте пять писем от Флавия, Наилия, Поэтессы и Создателя. Все пришли уже после моей мнимой смерти. Не прочитаны, но я не думаю, что в них не заглядывал Рэм или сам генерал. В письмах анкеты, в том числе от Наилия. Сдержал обещание, заполнил. От Дианы одно слово «прости», но меня в жар бросает. Простит ли она когда-нибудь? Я обманула и спряталась, оставив Поэтессу виноватой в моей смерти. Простит ли Публий? Помогал и прикрывал с нашего знакомства, а вместо благодарности получил духа-каннибала и ненависть лучшего друга. Я разрушаю все, к чему прикасаюсь. Наилий должен проклинать день, когда столкнулся в коридоре закрытого военного центра с бледной дариссой по прозвищу Мотылек. Я сгорела в пламени и сама им стала.
«Свет мой, — пишет Создатель, — знаю, что не прочтешь и клянусь, больше не буду писать. Я скучаю. Сижу на кухне один и сам себе жарю яичницу. Со скорлупой, потому что криворукий, как раньше, а тебя нет.
Не позвонить в бездну, не написать письмо. Я столько тебе не сказал. Ударился в соревнование и забыл, как хорошо просто слышать твой голос, держать за руку, гладить по волосам. Свет мой. Не думал, что переживу тебя. Болит в груди сильно. Окажусь в бездне, найду всех Истинных и каждому морду в кровь разобью за тебя. Так бездарно потерять сильного мудреца.
Этот мир обречен. Обрушение случится если не в этом цикле, то при моей жизни. Друз станет императором и утопит планету в хаосе. Другого будущего нет. А я понял свое истинное предназначение — стать воротами в Небытие. Выйти за рамки Вселенной, создать свою собственную и устанавливать правила игры. Ты придешь уже в новый мир, а пока спи спокойно».
Кладу планшет на диван экраном вниз и долго смотрю, как на ядовитую змею. Попрощался Создатель со мной и заодно со всем миром. Не ошиблась я на счет амбиций Друза, но читать об этом неприятно. Хаос будет густо замешен на крови. Тех, кто захочет помешать, Агриппа уничтожит без жалости. Великая Идея превратилась в идею величия одного цзы’дарийца — Создателя. А без нее действительно только две дороги в хаос: диктатура или анархия. И мне не нравятся обе. Сделать ничего не могу — не знаю, что и как. Будущая тройка под маской Тиберия развалилась на части. Из своих проблем с Наилием выбраться не можем. Стоит поверить, что теперь все будет хорошо, и начинать приходится заново.
Поднимаю с дивана планшет и открываю анкету генерала пятой армии. На первый же вопрос он отвечает, как правитель, и с каждым следующим ответом пророчество о новом мудреце меркнет, пока я не дохожу до последних пунктов. На вопрос о пределе он пишет не о титуле императора или галактического наместника, а говорит о космосе. Весьма своеобразно, но однозначно описывает потенциальный барьер. Правильный результат, очень точный. Мудрец на тонкой грани переходного кризиса в самом начале своего пути. Хватит ли этого для доказательств? Нет. Два ответа, выбивающихся из общей картины, всегда можно назвать статистической погрешностью. До вечера сижу с анкетами из чистого упрямства, тасуя результаты и корректируя вопросы. Выдыхаюсь на двадцатой, замерзнув в неудобной позе. Затекшие ноги отходят покалыванием тысяч иголок, а в тишине равнины за порывами ветра появляется новый звук.
Бросаюсь к окну, уже зная, что там увижу. Единственный в секторе одноместный воздушный катер. Наилий подарил его мне, а сейчас сам за штурвалом. Садится прямо в ограде на газон и, открыв крышу, выбирается на корпус. Идет к двери, легко ступая по гравийной дорожке.
А я гадаю, кто ко мне прилетел? Надзиратель или палач?
Глава 19. Дождь на крыше
Наилий открывает дверь своим ключом. На фоне заходящего светила его силуэт абсолютно черный, будто вырезанная из бумаги фигурка для театра теней. Там, за его спиной, кукловодами притаились Истинные и дергают за рычаги. По запаху апельсина чувствую, что по-прежнему зол. Что сделал с Публием? Что сейчас со мной делать будет?
