— Ваше Превосходство, — громко говорит капитан Вир, прижимая гарнитуру к уху, — взлет разрешили.
— Группа, — так же громко командует Наилий, — посадка в капсулу десять минут.
— Есть, — нестройно отзывают бойцы.
Капитан Вир трогает на корпусе одному ему видимую кнопку и тут же отходит в сторону. Капсула разваливается на шесть долек, как апельсин, и я ныряю в предполетную суету.
***
На тяжелом космическом транспортнике нет кроватей. Мы спим в индивидуальных ячейках в несколько ярусов друг над другом, как в шкафчиках камеры хранения на аэровокзале. На каждой дверце номер, а за ней длинный короб, как саркофаг, и мягкие ролики, чтобы, схватившись за поручни, запрыгнуть вперед ногами и прокатиться до самого конца. Вместо подушки мягкая подставка, простыни и одеяла нет, а в боковых стенках есть ниши для одежды. Все по-другому, все не так, как привыкла. Заснуть не могу от волнений, пережитых за день, и вдруг слышу тихий стук в дверцу.
— Тиберий?
Переворачиваюсь на живот и нажимаю на кнопку. Дверца по полозьям отъезжает вверх и внутрь ячейки, а я вижу Наилия. Генерал облокачивается на поручни металлической лестницы. В тусклом дежурном освещении его военный комбинезон почти сливается с темным оттенком легкого металлического сплава. Из него на транспортнике сделано почти все. Вместо стекла — акриловый пластик, а от привычной ткани осталось одно название. Я уже в совершенно другом мире, еще не долетев до Эридана.
— Я сегодня дежурю на мостике, — тихо говорит генерал. — Пойдешь со мной?
Долго уговаривать не нужно. Я выскальзываю по роликам из ячейки прямо в руки Наилия, едва успев схватить маску. Скулы сводит от улыбки, во всем теле легкость, как в предвкушении полета. Еще немного и закружусь в танце от восторга, напевая под нос мелодию вальса.
— Конечно, пойду.
Наилий аккуратно ставит меня на ноги и долго смотрит в глаза, пока я надеваю маску и заправляю ее край за воротник. Ярость и раздражение ушли, но я не могу поймать его настроение. Будто что-то задумал и молчит. Спускаемся по лестнице с яруса на ярус, стараясь не стучать громко ботинками. Спят цзы’дарийцы: офицеры, рядовые, техники, связисты, экипаж и пассажиры. На постах дежурят ремонтные дроны, сонно моргают индикаторы приборов и тускло светятся панели с оповещениями в коридорах: «Осторожно, низкий потолок», «Командный отсек. Зона ограниченного доступа», «Полетная палуба».
За последней переборкой залитая ярким электрическим светом кабина экипажа. На нижнем уровне все пространство стен занято мониторами систем контроля. Несколько кресел для техников и лестница на верхний уровень. Там кресла пилота и командира экипажа, а вместо круглых иллюминаторов огромные окна. За прозрачным акриловым пластиком на черном полотне космоса мерцают звезды. Тихо и нет никого.
— Ты здесь один?
— Да, транспортник на автопилоте. До пояса астероидов еще долго лететь, а спокойное дежурство — скучное дежурство.
Наилий говорит и следит за тем, как я кручу головой по сторонам, восхищенно любуясь кабиной экипажа. Давно привыкла ничего не трогать, если не разрешают, но трудно удержаться и не погладить спинку кресла, борт пульта управления, выключенную панель ввода. Мое преклонение перед техникой фанатично. Мать в детстве в шутку говорила, что я по ошибке родилась девочкой, она ждала мальчика. Я не играла в куклы, не интересовалась нарядами и вечно возвращалась домой с разбитыми коленками. Теперь стою в военной форме на летной палубе космического корабля и все еще не могу в это поверить.
— Догадывался, что тебе понравится, — улыбается Наилий. — Ради этого стоило нарваться на шокированного пилота, у которого генерал просит уступить дежурство. Наверное, до сих пор думает, что я перепил Шуи и прячусь тут ото всех.
Он смеется, но тут же прикусывает губу и снова становится серьезным, а я успеваю поймать отголоски его радости. Удался сюрприз. Или еще не весь?
— Пойдем, я покажу тебе космос.
Он берет меня за руку и ведет по ступеням на верхний ярус. Уверенно сажает в кресло пилота и разворачивает к окнам, а я давно ни слова не могу сказать.
— Еще не все, подожди, — бормочет под нос Наилий и водит пальцами по сенсорному полю, выбирая команды из меню. На летной палубе гаснет свет, с панелей перед окнами исчезают яркие линии проложенного курса и строчки технической информации. У меня замирает сердце, потому что в абсолютной темноте во все стороны разливается звездное море. Живое, яркое, искристое, как мороз.
— Невероятно, — ошеломленно шепчу и повторяю снова и снова: — Невероятно.
Они мерцают, гаснут и вспыхивают. Каждое — гигантский огненный шар, а вместе крошечные песчинки в бесконечности.
— Спасибо, Наилий. Я бы никогда это не увидела, если бы не ты.
Отталкиваюсь от кресла и падаю в его объятия, пока все камеры ослепли в темноте. Чувствую, как отпускает напряжение и тепло разливается по телу. Как же бесконечно хорошо просто обнимать любимого мужчину.
— Для меня это тоже впервые, — говорит генерал, — лететь в космосе с любимой женщиной. Думал, уже все в жизни видел, а появилась ты. Заглядывал в себя, как в бездну, и считал, что раз миллиарды звезд не могут согреть космос, то на что надеяться мне? Дураком был. Не нужны миллиарды, достаточно одной.
— Твоей половины, — счастливо улыбаюсь я.
