– Как конференция? – спросил я.
– Великолепно, – ответила Виктория. – Все повторяли одну и ту же шутку: можно подумать, что если кто и может это сделать, то квантовый физик; было так много программирования одновременно, что мы все хотели оказаться сразу в нескольких местах. – Она восхищённо покачала головой. – Были Арош и Вайнленд
[71], а «Ди-Уэйв» объявили о новой килокубитовой модели, а…
И Кайла явно понимала, о чём речь; я же ограничился тем, что взял ручку Викиного чемодана на колёсиках и покатил его следом, пока две женщины обсуждали проблемы квантовой механики. Вскоре Райан это надоело, и она потянула Викторию за рукав:
– Тётя Вики, а мне ты что-нибудь привезла?
– Райан! – укоризненно воскликнула Кайла.
– А ты как думаешь? – спросила Вики девочку, хитро улыбаясь.
– Я думаю, привезла! – громко предположила Райан.
– Я думаю, ты права! – в тон ей воскликнула Витория. У неё была сумка на плече, и мы остановились, чтобы она смогла в неё залезть. Она вытащила оттуда маленького плюшевого зверька – зебру, весьма странный выбор для подарка из Онтарио. Но потом я увидел вышитые на крупе буквы «ИКВ»; это был талисман конференции, а полоски – я это увидел, когда пригляделся, – складывались в классический узор двухщелевой интерференции. Ничто из этого не имело особого смысла для Райан, но она надлежащим образом взвизгнула, принимая подарок.
– И, чтобы второй раз не останавливаться, – сказала Вики, – я также привезла кое-что для тебя, Кайла. На самом деле это для «Источника Света», но я появлюсь на работе только в понедельник, так что если до тех пор оно побудет у тебя, то технически ты не возьмёшь его с работы.
Она снова залезла в сумку и вытащила маленький потёртый на вид алюминиевый ящичек. Неподалёку было несколько сидений; мы подошли к ним, сели и открыли ящичек. Внутри, на подушке из чёрного поролона, в вырезанной строго по форме выемке покоился серебристый прибор тридцати сантиметров длиной.
– Что это? – спросила Кайла.
– Ну, за неимением лучшего названия, – ответила Вики, – они называют это квантовым камертоном.
Он и правда был похож на камертон. Половину его длины занимала круглая в сечении рукоять; вторая половина состояла из двух параллельных цилиндрических зубцов, каждый толщиной примерно в мой указательный палец. Однако всё это никак не оправдывало применения слова на букву «к».
– И что в нём квантового? – спросил я.
Виктория достала прибор из ящика и подняла его, словно отгоняя вампира.
– Его разработали в ИКВ. В рукоять вделан нелинейный кристалл в оптическом резонаторе, позволяющем фотонам многократно переотражаться; в результате зубцы излучают два идентичных луча. Лучи индуцируют электронную суперпозицию.
Судя по выражению лица Кайлы, на неё это произвело впечатление, и я решил, что сейчас подходящий момент и мне проявить некоторую социальную мимикрию; я скопировал её выражение.
Вики продолжала:
– Мы даём институту дополнительное время на пучке в обмен на аренду их прототипа. До сих пор он работал очень неплохо. Он отлично порождает суперпозицию, но не делает её менее подверженной декогеренции. Тем не менее возьми кусок вещества, воздействуй на него этой штукой, и у тебя будет испытательный стенд для квантовых вычислений в течение нескольких наносекунд, после которых наступит декогеренция.
Кайла немедленно уловила намёк.
– А что будет, если воздействовать им на человека?
– На нормального человека? – спросила Виктория. – Совершенно ничего; многие это пробовали. – Она сделала вид, что тычет камертоном себе в лоб. – Но если на кого-нибудь, кто не находится в состоянии суперпозиции? – Она улыбнулась мегаваттной улыбкой. – Звучит как весьма интересный эксперимент, не правда ли?
– О боже мой, – потрясённо сказала Кайла, а потом тише и почти с благоговением в голосе: – О боже мой…
* * *
«Заведение», как его называла Кайла, оказалось чище, чем подобные места в прошлом. И всё же большинство этих людей были оставлены на попечение государства, и персонал, поставленный за ними присматривать, проявлял примерно такое же сочувствие и заботу, как и ковбой, ухаживающий за стадом. У Тревиса не было отдельной палаты: в этом не было смысла. В той же палате лежали ещё трое: согласно диагнозу, либо впавшие в кому, либо пребывающие в перманентном вегетативном состоянии. Жалюзи были опущены, как и во время моих предыдущих визитов; полагаю, их не поднимали годами.
Я смотрел на Тревиса: закрытые глаза, ничего не выражающее лицо, рот слегка приоткрыт, слышно тихое похрапывание. Он лежал здесь девятнадцать лет – здесь или в других подобных местах. Годы неподвижности не прошли бесследно: в лежащей передо мной исхудалой фигуре не осталось и следа былого атлетизма.
Я смотрел на костлявое лицо, бледную кожу – кожу, последний раз видевшую солнце, когда в Белом доме сидел Джордж Буш-младший, а Билл Косби
[72] считался образцом для подражания, когда мир ещё не знал Сары Пэйлин и Эмми Шумер, до «Амазон Киндл», и «Фейсбука», и Мегамэтч, до «Во все тяжкие», и «Безумцев», и «Теории Большого взрыва».
– Привет, братишка, – сказала Кайла; ритуальное приветствие, я видел его в предыдущие визиты, которое превратилось в рутину, репризу, бездумный шаблон.
Она полностью игнорировала трёх других обитателей палаты – двоих мужчин и одну женщину; конечно же, никто не беспокоился о приличиях в присутствии этих… пациентов? Узников? Жителей? Нет, нет, пациенты будет правильнее; они все вечные пациенты, пережидающие войны и рецессии, моды и тренды с неизменным спокойствием.
Грудь Тревиса ритмично поднималась и опадала. Я слышал, как по коридору идут, болтая между собой, две женщины. У моего айфона сзади была небольшая подставка; я установил его на тумбочку напротив кровати Тревиса, чтобы записать на видео – как мы надеялись – невиданное событие.
– Ну что же, – сказала Кайла, может быть, Тревису, может быть, мне. Она запустила руку в свою сумку-чемоданчик и вытащила из неё камертон; рукоять раздваивалась, переходя в два параллельных зубца, словно карта возможных исходов. На одном пути – статус-кво, с Тревисом, лежащим здесь ещё десяток – или шесть десятков – лет, пока наконец какая-то деталь в нём не испустит дух и государство не освободится от бремени. На другом пути – возможно, новая жизнь для него, пробуждение после стольких тёмных зим. И сжимаемая в руке Кайлы суперпозиция двух путей – оба возможных исхода, обновлённая жизнь и смерть заживо.
