Я с трудом смог сдержать смешок, который невольно подкатился к горлу. Однако уже через долю мгновения библейское имя капитана напрочь вылетело из моей головы, и на ум приходило лишь что-то, отдаленно напоминающее «Херес».
Женщина молча кивнула и отступила в сторону, давая нам войти внутрь. Под сводами лечебницы для душевнобольных воздух стал еще более тяжелым и спертым. Я с едва сдерживаемым отвращением набирал его в легкие, стараясь не различать в витающих под потолком ароматах отдельных ноток.
– Господи, здесь воняет, как в лошадином стойле, в которое вылили ведро валерианы, – брезгливо поморщился я.
– А ты чего ждал? Вот потому я и не люблю больницы, – тихо проговорил капитан в ответ.
Медсестра притворила за нами дверь, а затем приблизилась со словами:
– Следуйте за мной.
Мы миновали большой освещенный холл, где покоилось несколько продавленных темных диванов. Здесь было почти пусто – только в кресле в углу сидел какой-то мужчина, сгорбившись над потрепанной книгой и тихо читая ее вслух. Коридор лечебницы оказался узким, и его определенно несколько десятков лет не касалась рука маляра: стены зияли отслоившейся штукатуркой, вдоль потолка тянулись бесконечные желтые разводы. Здесь сильно пахло плесенью и старостью, будто мы очутились в гроте или подземелье.
По обе стороны то и дело возникали такие же облущенные светлые двери, из-за которых слышалось то чье-то назойливое пение, то тихий плач, то неразборчивый шепот. Лицо седого моряка мрачнело все больше, и несложно было догадаться, что он мечтал отсюда как можно скорее выбраться. Мне здесь тоже стало слегка не по себе: гнетущая атмосфера и следы запустения давили со всех сторон, хотя я и привык к подобному убранству.
– Постарайтесь не расстраивать пациента. Больные очень чувствительны и восприимчивы, не нужно обострять их состояние, – бросила медсестра напоследок перед тем, как оставить нас с капитаном одних перед дверью в самом конце коридора.
Я отступил назад и сделал приглашающий жест:
– Дарю тебе право войти первым и поздороваться с нашим сумасшедшим, Херес.
– Меня зовут Мегрисс! И почему это я должен идти вперед? – возмутился старик.
– Ты боишься?
– Да не боюсь я!.. Но вроде это ты у нас имеешь значок детектива?
– А ты лучше знаешь местных и понимаешь, с чего начать дружескую беседу. Люди меня обычно не слишком любят, я им не нравлюсь.
– Еще бы, – проворчал капитан себе нос.
Он осторожно постучал в дверь и напряг слух, пытаясь разобрать, что происходит в помещении за ней. Но там было тихо.
– Может, он спит?
– Хватит уже. Иди внутрь и сделай вид, что ты его давний приятель и решил заскочить к нему в гости, – я снова подтолкнул моряка в спину, поторапливая его.
– Он меня никогда в жизни не видел, – зашипел он в ответ. – Он мне не поверит.
– Здесь живут одни психи, они поверят чему угодно, если ты будешь убедительно врать.
– Я не могу лгать душевнобольному человеку, это же грех…
Я с силой вытолкнул громилу вперед обеими руками, и он грудой ввалился внутрь палаты. Я быстро вошел вслед за ним и прикрыл за собой дверь. Перед нами предстала не самая лицеприятная картина. У обшарпанной стены белели две кровати с несвежим бельем, а под высоким зарешеченным окном красовался ночной горшок – вот и все внутреннее убранство комнаты.
На одной койке мирно спал обнаженный мужчина, поджав колени к подбородку и обхватив их руками. При каждом вдохе его острые ребра начинали выпирать еще больше, и я даже подумал, что если бы он резко потянулся вверх, то кости смогли бы прорезать насквозь его тонкую кожу.
На другой кровати с отрешенным видом сидел черноволосый мужчина – этот выглядел гораздо моложе и был облачен в больничную одежду. Он невидящим взором смотрел куда-то перед собой в пустоту, мелко подрагивая всем телом.
– Ну и какой из них наш? – спросил я у моряка. – Надеюсь не тот, что голый?
– Вроде бы этот, – зашептал он мне на ухо, тыча пальцем в пациента с отсутствующим взглядом. – Кажется, я его видел в порту… Но я не уверен.
Я осторожно и неспешно подошел к умалишенному и встал напротив него. Мужчине было совершенно наплевать на своих нежданных посетителей, кажется, он даже не замечал того, что мы находились рядом с ним в палате. Больной упорно продолжал сверлить глазами одну точку. Я заметил, что его руки были забинтованы – либо он здесь пытался причинить себе вред, либо уже попал в лечебницу с ранениями. Крови на бинтах и отеков на его кистях я не разглядел, а потому заключил, что это давняя травма.
– Ох уж эти женщины, приятель!
Я плюхнулся на кровать рядом, отчего пружинный матрас подо мной протяжно заскрипел. На соседней койке обнаженный пациент на мгновение приоткрыл мутные глаза. Мой седовласый спутник тут же отпрянул к стене. Но голый псих окинул свои апартаменты равнодушным взглядом, а затем снова погрузился в забытье.
– Стоит тебе начать вести себя немного странно, как тебя тут же отдают на попечение врачам, – продолжал сокрушаться я.
Старик в это время с омерзением поглядывал в ночной горшок, стоящий у окна. Судя по всему, он не был пуст. Стало понятно, отчего внутри палаты царил такой отвратительный смрад.
– Твоя женушка тебе не поверила, правда? Не захотела слушать и спихнула сюда. Сдала тебя, как паршивую собаку.
Мужчина не проявлял ко мне никакого интереса и даже не пошевелился. Его била мелкая дрожь, и при каждом нервном тике он едва слышно ударялся теменем о грязную стену.
– Она не хочет слушать твоих песен. Она не любит тебя, приятель. Я знаю женщин – они неблагодарные существа. Ты делаешь ради них все, с раннего утра и до заката пашешь на пристани, как проклятый. А тебя просто выбрасывают на улицу… Что ты ей пел? Она избавилась от тебя, потому что ей не понравились твои песни?
Умалишенный внезапно оторвал голову от стены и повернул ее ко мне. В его раскрытых глазах я не смог найти никаких отголосков сознания – он был безнадежен. Его щеки ввалились внутрь, лицо имело неприятный зеленоватый оттенок. Мужчина молча буравил меня своими черными глазами, даже не моргая.
– Лучше отойди от него, – донеслось до меня опасливое шептание капитана.
– Все в порядке, Херес, он не сделает ничего плохого. Он знает, что я пришел послушать его песню. Я единственный, кто хочет ее слушать. Ты споешь ее мне?
– Давай лучше уйдем отсюда, детектив. От него никакого толку – он совершенно безумен. Мы просто тратим время впустую.
Громиле-моряку совсем не нравилось пристальное внимание пациента. Я ощущал, как с каждой секундой нарастает напряжение внутри палаты. Сумасшедший сверлил меня глазами, молча подергиваясь, всматриваясь куда-то в глубину моих зрачков. В любой момент он мог сорваться и вытворить что угодно – это понимал и я, и мой седовласый спутник.
