От неприятных размышлений меня спасли оранжевые окна лечебницы, которые внезапно вынырнули откуда-то из пустоты. На фоне черного вечернего неба безмолвные фигуры каменных статуй производили неизгладимое впечатление. Когда Херес резво перекрестился, я едва удержался, чтобы не повторить жест за ним, но вовремя спохватился.
– Вы снова пришли проведать Рэя?
Безликая медсестра не стала дожидаться нашего ответа, а сразу же отступила в сторону и пропустила нас внутрь. Завывания ветра мгновенно стихли. Я обернулся к моряку:
– Думаю, нам не стоит затягивать с этим делом, потому предоставь вести разговор мне, просто стой неподалеку и не вмешивайся. В прошлый раз от тебя толку было мало, а сейчас ты скорее напугаешь несчастного до смерти своим видом, чем сумеешь выжать из него хотя бы пару слов.
Он молча передернул плечами, давая понять, что вести беседы с умалишенными ему не слишком-то и хотелось. Я вышел вперед и быстро пересек длинный коридор. Пациентов нигде не было видно, лечебница погрузилась в зловещую тишину. Очевидно, больных здесь укладывали рано. А может быть, им увеличили вечернюю дозу снотворного, чтобы чувствительный разум не тревожило ненастье, разыгравшееся за окном.
В палате было тихо. Соседа безумца, который в прошлый наш визит фривольно развалился на койке без одежды, внутри не оказалось. Зато я сразу заметил мужа молодой радушной хозяйки. Он стоял посреди темной комнаты, глядя вверх, в узкое зарешеченное стекло.
– Здравствуй, – негромко произнес я.
Мужчина вздрогнул и обернулся. Отмена лекарств явно пошла ему на пользу – сейчас он не просто замечал мое присутствие, но и жадно изучал глазами нежданных визитеров.
– Кто вы такие? – тихо спросил он, на всякий случай отступая к стене.
– Не бойся, мы не врачи и не твои недоброжелатели. Мы просто пришли поговорить с тобой.
– Говорить? О чем?
Голос сумасшедшего звучал не громче, чем шелест ноябрьской листвы, и мне приходилось напрягать весь свой слух, чтобы отчетливо понимать, что он произносит.
– О том, почему ты оказался здесь. Я могу присесть?
Я указал на его пустующую койку. Пациент молча кивнул, после чего я осторожно подошел к несвежей постели и уселся на ее край. Затем я похлопал по простыне рядом с собой, призывая безумного поступить таким же образом. Он нерешительно потоптался на месте, а затем замотал головой.
– Ладно, можешь оставаться там, – согласился я.
– А это кто?
Мужчина вдруг ткнул пальцем в темнеющую у дверей фигуру моряка.
– Это мой приятель. Он просто постоит там, можешь не опасаться его. Он выглядит жутковато, мне лично напоминает грубо слепленную статую варвара. Но он безобиден, как дитя. А я…
– Я знаю, кто ты, – резко оборвал меня умалишенный, слегка повысив интонацию.
Даже не поворачивая головы, я ощутил, как напрягся капитан «Тихой Марии». Пребывание в местах вроде этого давалось ему с огромным трудом, он до смерти боялся сумасшедших и не мог расслабиться, пока кто-то из них находился поблизости.
– Правда? Откуда?
Я изучал взглядом мужчину. Он казался сейчас вполне здравомыслящим и вменяемым, если не брать во внимание того, как он мелко подрагивал и раскачивался на стопах из стороны в сторону.
– Она мне сказала.
– Кто она?
– Ты знаешь, кто, – тихо проговорил душевнобольной.
– Я не совсем понимаю, приятель, потому хотел бы услышать ответ от тебя самого.
Он вдруг вскинул руки вверх и стал сдирать со своих запястий бинты. Через несколько мгновений он повернул ко мне свои кисти и вытянул их вперед:
– Ты знаешь, о ком я говорю, – повторил он.
Я молча поглядел на его руки. На внутренней стороне каждой пестрели успевшие зарубцеваться глубокие порезы. Они тянулись странными полосами от основания большого пальца вверх, к сгибу локтя. Края у зашитых ран были неровные, рваные.
– Ладно, давай вернемся к разговору о тебе, – сухо произнес я. – Ты можешь рассказать, что ты видел в море? Твоя жена говорит, что из последнего плавания ты вернулся сам не свой.
– Да… да…
Он вдруг понурил голову и стал перебирать пуговицы на больничной рубашке. Мне даже показалось, что я услышал, как он сглатывает подкативший к горлу ком и всхлипывает.
– Я скучаю по Карле… мне не хватает ее… – наконец произнес он, утирая краем грязного рукава глаза.
– Конечно, я понимаю тебя. Но что насчет той злополучной рыбалки, дружище? – поторопил я его.
Хотя он выглядел тихим и спокойным, я не мог отрицать возможности, что воспаленное сознание заставит его внезапно перемениться в поведении, после чего он, к примеру, решит напасть на меня или скроется, сшибив громилу-капитана с ног. Умиротворение безумцев всегда обманчиво. Это я хорошо запомнил. Я жаждал поскорее узнать то, ради чего пришел, а затем подозвать сестру, чтобы она вколола ему дозу успокоительного. Сам же ненормальный явно наслаждался минутами своего протрезвления.
– Мы с Виктором вышли в море, как и всегда. Развернули снасти, зашли немного дальше за риф, чем обычно. Сейчас в той стороне никто не ходит, потому что верфи старые и разваливаются на куски. Вся торговля ведется на другом берегу Сорха. Потому мы привозили много рыбы – там никто ее не ловит…
Я отметил, что он стал говорить немного громче и увереннее. Должно быть, таблетки полностью лишали его воли и рассудка, отчего в прошлый раз он показался мне совершенно безнадежным. Сегодня же я видел перед собой запутавшегося в своих воспоминаниях мужчину, жизнь которого внезапно выбилась из привычной колеи.
– В тот раз нам особенно повезло, рыба так и плыла в наши руки, будто сама прыгала в снасти. Мы задержались на несколько часов и свернули сети уже после заката… Тогда я это и почувствовал… И Виктор тоже…
– Почувствовал что? – спросил я.
– Вода… Море под нашей лодкой, оно как будто стало выше, поднялось. Словно что-то поднималось со дна. Что-то большое… Я сказал Виктору, что пора уходить, что рыба наверняка была встревожена этим, потому и сама плыла к поверхности…
Он притих, будто переживая эти минуты заново. Капитан, стоявший у двери, навострил уши, ожидая продолжения рассказа. Я тоже внимательно следил за безумцем, в надежде получить хотя бы один ответ из сотни запутанных вопросов.
– Что было потом?
– Потом… потом мы увидели это…
– Увидели что, приятель?
Он с жалостью посмотрел мне в глаза и невольно передернулся. А затем вдруг шагнул вперед, преодолел расстояние между нами и уселся рядом на койку.
– Ты не поймешь… Я тоже бы не понял. Я не могу тебе это объяснить, потому что это нужно ощутить.
– Знаешь, я очень понятливый, – возразил я.