Я видел, как закипает гнев внутри седого моряка. Он поднялся с пола и стал обходить гостиную. После исчезновения мальчика он держался стойко и справлялся со своим волнением, но сейчас его терпению пришел конец. Я похлопал себя по коленям, пытаясь собраться с мыслями и принять важное решение.
– Я хочу, чтоб ты спросил у меня кое-что, Херес… Иначе я сам не смогу начать этот разговор.
Моряк прекратил нарезать круги по комнате, остановился напротив меня и облокотился плечом о полку камина.
– О чем?
– О том, что я не хотел бы ни с кем обсуждать.
Он наморщил высокий лоб и почесал за ухом, стараясь осознать, чего я от него хочу.
– Давай же, приятель. Это не так сложно сообразить.
– Ты хочешь поговорить о ней?
– Нет, не хочу. Но я думаю, сейчас у меня просто нет другого выхода.
Капитан смерил меня пристальным взглядом, а затем опустился рядом и ободряюще пошлепал меня по спине:
– После исчезновения Джеда моя жизнь превратилась в настоящий кошмар. И с каждым прожитым часом мне кажется, что мы все дальше погружаемся в пучину ада. Сейчас самое подходящее время для того, чтобы перестать видеть во мне врага и начать доверять тому, кто по несчастливой случайности оказался рядом. И по уши увяз в том же дерьме.
– Может быть, ты прав. Иногда мне хотелось бы снять часть этой непосильной ноши и поделиться своим прошлым с кем-нибудь. Но… В последний раз это закончилось для меня принудительным лечением в психушке.
– Ты можешь рассказать мне все, что посчитаешь нужным, детектив.
– Помнишь эти слова, которые сказал этот больной… как его зовут?
– Рэй, – подсказал Херес.
– Да, точно. Он сказал, что я пойму все позже. Именно эти слова я прочел в предсмертной записке. После того, как она умерла.
– Святые небеса…
– Она вспорола себе вены на запястьях, прорезала их так глубоко, что сразу же истекла кровью. Она впала в кому, из которой уже не сумела выбраться. Я знаю, что моя ошибка не была фатальной – меня сразу предупредили в приемном покое, что шансов у нее практически нет… Я долго не мог понять, зачем она вообще это сделала. У нас не было проблем, как у других людей, мы понимали друг друга с полуслова, будто были близнецами…
– Ты думаешь, все это как-то связано? – догадался старик.
– Может быть. Или мне просто хочется в это верить… Что есть какая-то причина, – я пожал плечами и бросил одну из банкнот в огонь. – Ты видел дом этого парня, Херес. Видел его жену. У него было все. Все, чтобы счастливо дожить до самой старости и умереть в окружении верных друзей и своих внуков. Со стороны его жизнь казалась идеальной.
– Как и у тебя когда-то, – добавил седой капитан.
– Это не безумие, Херес, это что-то большее. То, что стоит за гранью моего понимания. Что-то, что заставляет людей совершать бессмысленные поступки. И тогда, и сейчас, я ищу смысл, но не нахожу его. Так не бывает в реальной жизни. Даже безумцы руководствуются зовом рассудка, пусть и искаженного.
– Меня больше тревожит другое, детектив. Откуда рыболов с далекого острова мог знать о том, как зовут твою погибшую подружку? И как ему стало известно о предсмертной записке?
Он поежился, оглядевшись по сторонам, словно боялся, будто за ним наблюдает невидимая сила.
– Это всего лишь один вопрос из тысячи. Я не думаю, что он по-настоящему безумен, Херес.
– Вряд ли ты можешь судить о том, что такое настоящее сумасшествие. Хотя я не стану спорить, что от всего этого у меня мурашки по спине.
– О, ты так ошибаешься, приятель, – усмехнулся я, откинувшись назад и упершись спиной о потрепанную софу. – Я был безумен, я видел сумасшествие изнутри… Я не смог смириться со своей потерей. Если твой мозг не находит разумного объяснения, и ты не можешь отыскать мотивов того, что случилось, то понемногу начинаешь сходить с ума… Я собирался влезть внутрь кенотафа, когда его возведут. И умереть там.
– О Господи! – воскликнул капитан, перекрестившись и с ужасом глядя мне в лицо.
– Это неправильно, Херес. Это ненормально, когда люди просто уходят из твоей жизни без причин и объяснений. Это хуже, чем застать неверную жену в постели с любовником или вытащить ее растерзанное тело из-под колес автомобиля… Меня нашел Барри, тот жирный полицейский с нелепыми усами. Тогда я уже почти был мертв. Проследив мои счета, он обнаружил, что я спустил все деньги на каменное надгробие, затем нашел его адрес и приперся на кладбище. В общем, меня отправили в психушку, где я провел несколько месяцев, обколотый с ног до головы, потому что… Потому что никто не поверил мне, Херес. Никто никогда не видел ее, кроме меня.
– Все подумали, что ты просто свихнулся? – спросил громила.
Я молча кивнул. Вспоминать все это было слишком болезненно. Я чувствовал, как из глубин подсознания наружу снова начинает прорываться ненависть к самому себе. Да и что я мог вообще теперь вспомнить? Меня так затравили лекарствами, что я до сих пор не мог восстановить картину тех месяцев в голове – лишь обрывки сцен, какие-то отдельные слова и моменты… Все это казалось ночным кошмаром. Не более чем фантомом рассудка.
– С тех пор я прекратил общение со своей сестрой – именно она решила отдать меня на попечение психиатрам…
– Ты говорил о теле… В больнице ее тоже никто не вспомнил?
– Нет, – я развел руками и криво ухмыльнулся. – Они сказали, что видят меня впервые.
Херес ненадолго умолк, подергивая свои седые длинные пряди. Он разглядывал что-то сквозь темное стекло, за которым неистовствовала стихия. Кажется, на улице начался снегопад, потому что из глубин камина временами попахивало морозным воздухом.
– Я верю тебе, – собравшись с мыслями, произнес он.
– Напрасно, Херес. Я сам уже не верю. После лечебницы все в моей голове спуталось в один огромный и вязкий клубок. Может быть, я действительно болен. И вся моя жизнь – это череда сумасшествия и самообмана.
– А может, и нет, – возразил капитан «Тихой Марии».
Я слабо усмехнулся. Вряд ли меня могли подбодрить слова человека, который в любом событии готов был углядеть знамения свыше. Думаю, старик был склонен поверить во все, что угодно.
Огонь в камине понемногу тускнел, и обугленные ножки стульев все тише потрескивали, отбрасывая зыбкие тени. Я слышал, как порывы ветра за окнами начинают медленно угасать. В заброшенном доме становилось все спокойнее, и в какой-то момент я провалился в сон.
Глава 5. Безмолвные рифы
«…Чаще всего серый человек грустит в одиночестве у окна, но иногда он лежит в полной темноте и смотрит в потолок. В эти минуты я могу чувствовать пустоту и боль, что живут у него внутри. Я стараюсь пробиться сквозь невидимую стену и помочь ему, но он не хочет меня видеть… Я думаю, он ненавидит меня, но я не понимаю, почему…»