– Что тебе снилось? – неожиданно спросил он.
– Она, – немного замявшись, ответил я.
– Ты все еще не можешь смириться с этой утратой…
– Это не утрата, Херес. Это катастрофа.
– Мы все порой теряем людей, которые нам дороги…
– Да брось, – резко прервал я его, поморщившись. – Ты же не собираешься снова ударяться в философские рассуждения о религии и тщетности бытия?
– Я вижу, что ты страдаешь.
– Ничто в этом мире не способно избавить меня от этого. Даже твои боги.
– Ты напрасно так считаешь, – не согласился капитан.
Сил у него действительно было хоть отбавляй – вскоре я заметил вдалеке заветный берег и пустующий причал. А в небе над холодным заливом уже разворачивался новый безжизненный день, разливая по округе поблекший рассвет. Отсюда, со стороны равнодушной ряби волн, в обрамлении густых влажных туч, остров Сорха казался особенно унылым и даже зловещим.
Седовласый верзила резво греб, не забывая бросать на меня тревожные взгляды, словно он то и дело проверял, на месте я и не испарился ли в белесом мороке. Я впервые ощутил к нему какую-то зыбкую благодарность. За то, что он не оставил меня одного в этом безмолвном море. И за то, что он верил в меня и не сомневался в том, что мы все делаем правильно.
– Моя жизнь мало чем походила на то, что обычно называют этим словом другие люди, – начал я, мрачно разглядывая ледяную воду за кормой. – Чтобы не оставаться ночами в одиночестве, я стал отправляться в парк. Укладывался там прямо на лавку, заворачивался в плащ и прислушивался к звукам вокруг.
Я невольно мысленно перенесся в один из этих прожитых моментов и даже ощутил кожей спины холод уличной скамьи. Обычно в это время над моей головой шумел остатками желтых листьев каштан – нередко влажный туман оставлял на них крупные капли, и тогда они падали на мою одежду и лицо, но я продолжал неподвижно лежать, глядя в ночное небо.
– Пока город тихо плескался во мраке угасшего дня, я с жадностью ловил каждый его звук… Я слышал, как в доме напротив часто хнычет маленький ребенок. Вслушивался в тихие разговоры парочек, которые шастали теплыми ночами по аллее неподалеку от скамейки. Мне хотелось просто прикоснуться к этому миру, где живут глупые и наивные люди, слепо верящие в то, что кто-то их любит, что они существуют не просто так. И я лежал под кроной дерева, возвращаясь в это место снова и снова. В одну из таких ночей ко мне подошла Грейси…
– Я понимаю, какая пустота гложет тебя изнутри, детектив, – с искренней жалостью произнес капитан.
– Едва ли, дружище.
– Мир всегда кажется слишком жестоким. Сперва он дает тебе что-то, а потом так же неожиданно отбирает, оставляя душу растерзанной. Но на самом деле…
– На самом деле этот мир еще хуже, чем кажется, – оборвал я его. – И если ты внимательно приглядишься, то сможешь увидеть это. Здесь люди, не разгибая спины и работая до кровавого пота на благо Континента, едва выживают в своих норах и спасают детей от голода. Здесь кругом одни пьяницы и сумасшедшие. Каждый день толпы городских жителей сводят счеты с жизнью, но это стало настолько привычным явлением, что об этом уже не пишут в газетах. Люди в этом мире несчастны, Херес. Потому что весь он не такой, каким должен был быть.
– Боль будет существовать всегда, детектив, – спокойно возразил капитан «Тихой Марии», причаливая к пристани. – Это люди наполняют мир страданиями. Они носят их в себе и заражают всех вокруг отчаянием, потому что не умеют с ним бороться.
– На этой планете каждый ком грязи пропитан отчаянием. От него нет спасения.
Моряк бросил на меня тяжелый взгляд исподлобья. Он уже пришвартовал хлипкое суденышко и намотал канат на деревянный кол причала, ловко вскочив на скользкие доски. Затем он остановился на мгновение, приподняв большую косматую голову с угольно-серыми волосами, и глянул куда-то ввысь, поверх гряды темнеющих холмов Сорха.
– Ты думаешь, ты один хлебнул горя в этой жизни, детектив? Мы все на этом острове кого-то потеряли, но вынуждены жить дальше, постоянно борясь с разрастающейся пустотой внутри.
– Я хотел у тебя кое-что спросить, Херес…
– Если ты собираешься разузнать обо мне побольше или жаждешь выяснить, что приключилось со мной, то сейчас для этого не самое подходящее время.
– Да нет, – отмахнулся я. – Меня интересует другое. Почему ты никогда не называешь меня по имени?
– Что? – опешил моряк.
– Ты всегда обращаешься ко мне, называя детективом.
– Я… я не знаю. Это что, имеет какое-то значение? – раздраженно спросил старик.
– Да нет, просто любопытно.
– В таком случае, можешь считать, что ты просто не слишком похож на человека с именем Томас.
– Это еще почему? – удивился я, по-прежнему сидя в лодке и прячась в плед от пронизывающего ветра.
– При звуках этого слова представляешь себе кого-то дородного, уважаемого и интеллигентного. А ты похож на оголодавшего бродячего кота…
– У меня хронический невроз, Херес. Люди с таким диагнозом редко щеголяют с надутыми щеками.
– …И этот кошмарный плащ на тебе. Я не ошибусь, если сделаю робкое предположение, что именно в нем ты коротал ночи в парке? – продолжил он.
– Тебе не нравится мой плащ?
– Он на два размера больше и болтается на тебе, словно пончо. К тому же на улице давно ноябрь, так какого черта ты притащился в нем на остров?
– Потому что у меня кроме этого плаща больше ничего нет, дружище. Я не слишком люблю забивать дом под завязку ненужными вещами. Но твоя забота мне приятна.
– Я думаю, тебе не помешает начать нормально питаться, детектив. На тебя больно смотреть. Как раз этим мы и займемся в ближайший час.
– Вообще-то я собирался…
– Послушай, Том, – с коротким смешком прервал меня капитан, – я сутки проболтался у берегов Сорха в надежде найти твою лодку и тебя в ней живым. И я полагаю, мы оба заслуживаем несколько часов отдыха под теплой крышей в сопровождении домашнего сытного завтрака.
Я решил не спорить. Черт знает, что вообще пережил этот сердобольный верзила, пока на протяжении многих часов окунал в воду раз за разом свои весла. Должно быть, старик всерьез переживал за мое тщедушное тело, а вдобавок мучился чувством вины за то, что отпустил меня в море одного.
– Ладно, как скажешь, – я покорно кивнул. – Только пусть завтрак приготовит дряхлец, я не хочу умереть в муках, попробовав снова твоей стряпни.
– Этого дряхлеца зовут Герольд, – заметил здоровяк.
– Серьезно? – удивился я.
Но я не успел даже закончить фразу, прежде чем набор букв навсегда покинул задворки моей памяти.
– Да. Ты слышал его имя уже как минимум пару-тройку раз.
