– Ты сказал, его зовут Бельмо? – робко поинтересовался я.
– Его зовут Герольд.
– Бельмо звучит гораздо диковиннее и подходит ему намного лучше, согласись.
Херес устало закатил глаза, а затем вернулся к краю причала и выдернул меня из лодки. Я мягко опустился на подошвы ботинок и окинул взглядом с высоты пристани безлюдную бухту. На другой стороне залива, позади спящих слепых окон «Тихой Марии», громоздился еще один корабль.
– Судно Континента? – спросил я.
– Похоже на то. Когда я спускал лодку Рэя на воду этой ночью, корабля еще не было.
Мы медленно двинули вверх, плутая меж облезлых холмов по привычно пустынной дороге. Голодный пес, рыскавший на обочине в ворохе сваленного мусора и веток, пугливо поджал хвост и бросился прочь, скрывшись где-то между приземистых темных домишек.
Ветер немного утих, и теперь его промозглые порывы больше напоминали зловещий потусторонний шепот. Графитовая небесная пелена становилась все гуще и нависала над умирающим островом все ниже с каждым новым днем, суля скорый приход суровой зимы. Однако моему спутнику до невзгод погоды не было никакого дела, и его по-прежнему ничуть не беспокоили ни сырость, ни холод, хотя он был одет ничуть не теплее, чем я.
– Знаешь, детектив, – внезапно разоткровенничался капитан, – я никак не могу отогнать прочь твои слова о том, что никого из пропавших людей уже нет среди живых.
– Тебе не стоит думать об этом, Херес. В конце концов, это лишь мои собственные догадки. А я нередко, как показывает сама жизнь, совершаю ошибки.
– И все же мне теперь все больше неспокойно и тревожно на душе, – мрачно проговорил моряк.
– Мне кажется, дружище, что сейчас всем вокруг тревожно. Вся эта чертовщина имеет слишком уж внушительный масштаб, никогда раньше ни с чем подобным я даже не сталкивался. И если Единое Правительство начинает метаться в панике, осознавая собственное бессилие, то простому народу остается лишь молиться горстке божков и уповать на то, что все закончится так же неожиданно и необъяснимо, как и началось.
– Я никогда не смогу смириться с этим и просто жить дальше, если не узнаю, что случилось с Джедом… Даже если мальчик мертв, я должен знать, почему это произошло и кто в этом виновен.
– Думаю, что такая задача нам уже по силам.
Я хлопнул старика по плечу, горько улыбнувшись ему. Самое ужасное, что может произойти – это иметь рядом с собой человека, для которого ты не можешь сделать совершенно ничего, чтобы облегчить его страдания.
Для тех, кто внезапно и несправедливо лишился близких, безвестность – самая жестокая кара. Потому что тебя день и ночь терзает несбыточная надежда, вслед за которой неизбежно наступает черед самых черных догадок. Это существование на грани полного отчаяния и слепой веры истощает изнутри, подтачивает силы и изъедает душу насквозь, причиняя неописуемые мучения.
– Ты погляди, детектив, – внезапно проговорил капитан.
Я выскользнул из мира своих размышлений и очутился перед входом в таверну дряхлеца. Неподалеку от ворот топтался знакомый полицейский – тот самый, который сопровождал Барри в его прошлый визит на Сорха.
– Неужели этот усатый круассан притащился сюда вновь? – воскликнул я с нескрываемым разочарованием.
– Наверное, он получил мое сообщение…
– Черт тебя дернул, Херес, рассылать весточки всем подряд! Теперь нам не отделаться от общества этого бесполезного ломтя сала, который будет следовать по пятам, как дворовой пес.
– Я думаю, он прибыл сюда потому, что беспокоится о твоей судьбе…
– Прекрати видеть добро во всех людях на земле, – грубо оборвал я громилу. – Однажды Барри уже продемонстрировал свое беспокойство, отправив меня на принудительный отпуск в застенки лечебницы для умалишенных. И чаще всего от его заботы и желания помочь в моей жизни только прибавляется проблем.
Я говорил громко и даже не пытаясь скрыть своего нарастающего раздражения, так что наше присутствие не осталось незамеченным для тех, кто ютился за стенами паба. Сперва из отворившейся двери таверны высунулась причесанная и вымытая голова девочки. Заметив старика, ребенок с радостным визжанием бросился к нам навстречу, обхватив мощную шею здоровяка тоненькими ручками и повиснув на ней всем весом. Моряк озарился ласковой отеческой улыбкой, после чего сгреб девочку в охапку на своей груди.
А вслед за этим на пороге показался и сам Барри.
– Том! Том!..
Толстяк изо всех своих сил засеменил ко мне, пыхтя и поддерживая круглый живот, торчащий далеко вперед. Полицейский, топтавшийся на крыльце, не обратил на это никакого внимания. Должно быть, я ему совсем не нравился.
– Помедленнее, Барри, я не уверен, что твое сердце способно выдержать такие нагрузки.
– Том, ты жив! Слава небесам, Том! Мы так переживали с Лизой…
Он вперевалку добежал до меня и принялся комкать мой плащ короткими пальцами, словно не решался заключить в свои объятия.
– Жив и вполне здоров, так что можешь прямо сейчас отправляться обратно.
– Нет, Том. Я больше никуда не поеду и не оставлю тебя одного!
Пухлое лицо инспектора внезапно стало серьезным и полным решительности. Мы стояли на обочине дороги, переглядываясь между собой, пока старик медленно брел к таверне с громко щебечущей девочкой на своей шее.
– Ты мне здесь не нужен, Барри. Уж извини, но у меня не так много времени, чтобы возиться еще с твоей дряблой шкурой.
– О, Том, – с укором произнес он, печально подернув усами, – ты зря так думаешь обо мне…
– Поезжай домой. Тебе здесь делать нечего, – повторил я.
– Я приехал не с пустыми руками, Том.
– Ты что-то разнюхал?
Я сразу оживился. Если у Барри имеется важная информация или даже свидетели, чьи слова могли бы, наконец, пролить свет на все происходящее, то это могло оказаться для меня сейчас не просто полезным, а даже спасительным.
– Нет, я привез тебе теплые вещи и ботинки на меху. Лиза передала тебе…
– Да чтоб ты провалился, Барри!
Я в сердцах пнул ногой валявшийся на земле сырой камень, а затем ринулся в паб, громко захлопнув за собой дверь. Инспектор плелся позади на расстоянии, опасаясь попасть под мою горячую руку, и робко бубнил глупые оправдания себе под нос.
В центре зала я сразу увидел щедро накрытый стол, и мое настроение немного улучшилось. Очевидно, хозяин таверны, заметив нас в окно, решил приготовить праздничный завтрак. Моряк и девочка уже вовсю лакомились угощениями. Я опустился на табурет напротив, пододвинул пустую белоснежную тарелку и на секунду замешкался, решая, что из всего этого изобилия мне следует на нее положить в первую очередь.
– Я рада, что ты жив, – неожиданно проговорил ребенок.
