Мы обогнули здание по кругу, но так и не нашли другого входа. Зато я обнаружил широкое окно на первом этаже, которое можно было выбить без особого труда. На этот раз я предоставил право прокладывать путь Барри, жестом указав на бликующее от лучей фонаря стекло. Толстяк послушно кивнул, и спустя доли секунды из окна брызнули осколки.
– Не скажешь, что мы здесь делаем, Том? – робко поинтересовался Барри, осторожно пролезая в чернеющий оконный проем вслед за мной.
– Это полицейский архив. По крайней мере, это место было им, пока его не бросили, как остальные дома на этом чертовом острове.
– Как странно, – пробормотал инспектор, с опаской оглядываясь по сторонам. – Разве можно оставить архив без присмотра?
– Думаю, приглядывать за бумагами здесь давно некому.
– Что тебе понадобилось в архивах?
– Хочу отыскать дело дочери Хереса. Ему здесь самое место… Ну-ка, подержи, – я вернул толстяку фонарик и стащил с пыльной полки первую попавшуюся коробку. – Гляди, жирдяй, это последние подшивки, которые здесь имеются.
Я перебросил Барри одну из тощих папок, покоящихся в коробке. Он с вялым интересом осмотрел ее, мельком пролистнув, после чего вернул мне:
– Но это же дело тридцатилетней давности.
– Вот именно. А теперь погляди на все эти полки. Тебе ничего не кажется здесь странным?
– Они пыльные… – задумчиво протянул полицейский. – И полупустые.
– Архив не просто полупустой, он заброшен не один десяток лет, это легко сможет заметить даже такой олух, как ты. Но я сомневаюсь, что Сорха является образцом законности, и что все эти годы здесь не совершали ни единого преступления.
– Тогда как такое возможно?
Барри захлопал круглыми глазами, пропустив мимо торчащих ушей мою обидную реплику. Казалось, его не на шутку занял этот вопрос, ведь полицейские архивы Континента ломились под тяжестью массивных подшивок и глянцевых пестрых папок. К тому же, на всем земном шаре соблюдали один и тот же закон – любые дела, перешагнувшие трехлетний рубеж, обязаны были навеки почить в строю однообразных стеллажей, чтобы пылиться там до скончания лет.
– Что-то подсказывает мне, что Сорха начал отмирать намного раньше, чем мы думали.
– Хочешь сказать, что кто-то умышленно перестал делать записи?
– Не знаю, Барри, – ответил я, забросив коробку обратно на полку и подняв облако едкой пыли. – Помоги мне отыскать то, за чем мы пришли.
Толстяк кивнул и тут же принялся копошиться в скудных подшивках, пропахших плесенью. Я поставил фонарик на высокий пустой стол, уперев его о каменную стену, и теперь помещение освещали блеклые оранжевые лучи, продиравшиеся сквозь толстое стекло светильника. Я насчитал меньше десяти деревянных стеллажей, большая часть которых зияла лишь пыльными проплешинами.
Пока я разглядывал мрачный архив, Барри с кряхтением стаскивал с полок однотипные коробки, после чего с глухим стуком бросал их на стол, усердно копошась внутри и рассматривая титульные листы подшивок. Наконец его старания увенчались успехом, и он громко воскликнул:
– Вот оно!
Я рывком выхватил из его рук тощую папку, на ходу пробежался по страницам глазами, выхватывая из текста отдельные слова и бубня себе их под нос.
– Что там? Ну что там, Том?
Инспектор с интересом кружил вокруг меня, стараясь заглянуть в пожелтевшие страницы, но каждый раз я ловко уворачивался, приподнимая бумаги повыше. Осознав, что я ничего не скажу ему прежде, чем изучу дело, он покорно вздохнул и завис где-то позади моей спины, нетерпеливо пыхтя.
– Лаура Грейс Мегрисс… – бегло прочел я. – Странно, даты рождения нет… Здесь указано, что девочку нашел ее отец. Тело лежало в песке на пляже… Официальная версия следствия – утопление. Труп пробыл в воде не менее суток, прежде чем его вынесло течением на берег.
– Официальная версия? – Барри приподнялся на цыпочки и выглянул из-за моего плеча. – А есть и другие?
– Здесь много странностей. Херес заявлял, что в день исчезновения его дочь была одета в белое платье с красным поясом, но труп он нашел в желтом платье. Кто-то переодел девочку до или после убийства…
– Убийства? – оборвал меня толстяк. – С чего ты взял, что это было убийство? Разве девочка не могла вернуться домой и переодеться, к примеру?
– Могла, – согласился я, пролистывая пахнущие сыростью и тленом листы. – Только у нее в шкафу не было ни одного желтого платья. Херес настаивал на этом с самого начала, но дело все же прошло как несчастный случай.
– А это что?
Инспектор с интересом заглянул в коробку, после чего сунул в нее широкую кисть и вытащил какой-то небольшой предмет. Я на мгновение оторвал взгляд от подшивки и заметил, что в его ладони лежит гладкий белый камешек. Похожий я видел в руках Хереса, когда мы рыскали на другой стороне острова.
– Надо же, – пробормотал Барри. – Он теплый…
– Этот камень нашли в желудке у жертвы. Еще несколько таких же застряли в ее пищеводе, но в ходе следствия они были утеряны, – я поднял глаза и покосился на толстяка, который с громким вскриком выпустил улику из рук, отпрянув от нее. – Так что, Барри, все еще сомневаешься в том, что девочку убили?
– Какой ужас, Том… Бедное дитя…
– Погоди, это еще не все. В верхней части черепа у ребенка было обнаружено странное круглое отверстие, – я на мгновение умолк и задумался. – Могу поклясться, что уже встречал нечто подобное…
– Я не понимаю, Том… Ведь это прямые доказательства…
– Убийства, – закончил я вместо него. – Экспертиза показала, что такое повреждение нельзя получить естественным путем. Кто-то аккуратно вырезал, а затем удалил из головы ребенка часть кости.
– Это просто кошмарно, – громко сглотнув слюну, выдохнул Барри.
– Она умерла на рассвете. Предположительное время смерти – между четырьмя часами утра и половиной пятого. Проклятье, Барри…
– Что случилось? Том? Том, ты слышишь?!
Полицейский взволнованно уставился на меня, широко распахнув глаза и нервно сжимая свои толстые пальцы. Только сейчас я обратил внимание на дату смерти дочери Хереса. Меня целиком захлестнуло смутное, неясное волнение, поэтому я не сразу расслышал причитаний усатого инспектора, которые становились все громче.
– Она умерла в день моего рождения. Видишь?
Я сунул ему под нос один из ветхих листов, после чего прикрыл глаза и помассировал ноющие виски. Голова грозила вот-вот лопнуть надвое от усиливающейся мигрени, и мне стоило невероятных усилий просто оставаться в сознании.
– О, Том… Ты думаешь, что…
– Я ни о чем не думаю, Барри, – громко ответил я. – Я хочу выкопать останки. Я должен их увидеть. Ты поможешь мне?
– Что ты… Том…
