— Либо настолько погрузился в собственное горе, что не замечает ничего вокруг, — дополнила я, вспомнив об одном виконте, ситуация которого была схожа.
Только у того умер ребенок, и после этого мужчина мало того что не расставался с бутылкой, так еще и неоднократно пытался свести счеты с жизнью.
— И все-таки почему ты решилась на побег? Да, все оказалось не совсем так, как себе представляла, но для такого шага нужны веские основания. Ведь не домой же ты собиралась возвращаться?
— Это вышло спонтанно. Просто это место… — она замялась, подбирая слова, — не знаю, как объяснить. Вначале разговора ты спросила, страшно ли мне. Да, страшно. Особенно ночами. Сверху постоянно доносятся какие-то странные звуки, миссис Эртон не отвечает ни на один из задаваемых ей вопросов, а Дженкинс вообще напоминает ожившую мумию. Мне кажется, — несколько побледнев, она понизила голос до шепота, — здесь присутствует… магия.
Знала бы она, насколько верны ее предположения!
Сейчас Виола совсем не походила на ту надменную аристократку, какой предстала передо мной вчера. За налетом избалованной леди скрывалась обычная девушка, не чуждая простых человеческих страхов. И если уж она, по всей вероятности не имеющая дара, ощутила в поместье магию, значит, мои ощущения от этого места более чем верны. А если приплюсовать к этому наше здесь заточение и таинственного лорда, чьи мотивы неясны, картина вырисовывалась более чем тревожная.
В следующую минуту в оранжерее раздались приближающиеся шаги. Синхронно посмотрев в сторону входа, мы с Виолой увидели молодую женщину, по форменному платью которой стало понятно, что она горничная. Светловолосая, чуть полноватая, с открытыми чертами лица, горничная производила приятное впечатление. В сравнении с той же экономкой и дворецким женщина обладала подкупающим обаянием, источаемым даже без слов.
— Ох, леди! — Заметив нас, она поспешно присела в реверансе. — Прошу прощения, не думала, что здесь кто-то есть.
В ее руках находились ведро и лейка, красноречиво говорящие о том, для чего она пришла. Вот только почему оранжереей занимается не садовник?
Я сдержанно улыбнулась:
— Вы нам не помешаете.
Виола хотела было возразить, но я предупреждающе сжала ее руку. Робко улыбнувшись, горничная приблизилась к кустам роз и принялась за работу. Оранжерею наполнил звук журчащей воды, чья мелодия казалась необычной, но приятной колыбельной. Да и сами движения женщины были подобны податливой воде — мягкие, размеренные.
— Как тебя зовут? — спросила я.
На миг оторвавшись от занятия, она снова сделала реверанс, взявшись за край форменного платья, и ответила:
— Оливия, миледи.
— Оливия, — мягко продолжила я, вслушиваясь в звучание этого имени, — как давно ты здесь работаешь?
Показалось, что женщина несколько напряглась, утратив присущую ей мягкость, а голос ее прозвучал натянуто:
— Пятнадцать лет. Как пришла в дом графа шестнадцатилетней девчонкой, так здесь и осталась.
— И тебя все устраивает? — Я старалась осторожно подбирать слова. — Насколько мне известно, помимо тебя, горничных в поместье больше нет.
Теперь звучание моего голоса напоминало неспешное, обволакивающее течение воды, и женщина несколько расслабилась. Видимо, она подумала, что мой вопрос связан с тем, что дом по большей части находится в запустении.
— Устраивает, миледи, — кивнула она, слабо улыбнувшись. — Идти мне больше некуда, да и привыкла я здесь. Боялась очень, что выгонят после смерти графини, тогда почти всю прислугу на улицу выставили. Но меня вот пожалели.
Разговор принимал интересный оборот и медленно, но верно уходил в нужное мне русло. После последних сказанных слов возник вопрос о том, случайность ли, что многие слуги потеряли место после смерти графини? Объясняется ли это горем безутешного супруга, рвущего на себе волосы и срывающегося на все и всех, или причина совершенно в ином? Например, в том, что смерть хозяйки поместья была неестественной — что подтверждает наличие в этих стенах призрака.
— Графиня, вероятно, была больна? — спросила я как бы невзначай.
— Она всегда была очень… не знаю, как и слова-то подобрать. Похожей на хрупкую хрустальную вазочку. — Задумчивый взгляд Оливии направился куда-то в пространство, а из наклонившейся лейки побежала вода. — Худенькая, нежная, всегда тихая. Но на здоровье никогда не жаловалась, это только после того как…
Словно опомнившись, горничная резко осеклась, и в ее глазах отразился испуг.
— Простите, миледи, я должна работать.
Из оранжереи она удалилась так же внезапно, как и появилась, а на земле у кустов алых роз осталась лежать полупустая лейка. И мы с Виолой тоже не стали здесь задерживаться и, обменявшись выразительными взглядами, ушли.
Не сговариваясь, вышли в сад, где в этот момент находились некоторые из живущих в поместье девушек. Ина с Дамией сидели на скамье и о чем-то разговаривали, Кэсси бродила по петляющим дорожкам, а Габи стояла, прислонившись спиной к стволу вяза и подставив лицо приветливым солнечным лучам. Сегодняшний день выдался поистине чудесным и сумел оживить нерадостный пейзаж. Свет, заполнивший майский сад, скрадывал страхи и растворял печали, но даже ему было не под силу прогнать тьму, что незримой хозяйкой обитала в поместье.
Тем не менее чистое высокое небо позволило мне вдохнуть свободнее и на несколько мгновений поверить, что все не так плохо. Один философ утверждал, что мы получаем то, во что верим, а вера есть самая великая сила, что может перевернуть целый мир. С этим изречением я была согласна, хотя и редко могла применить знания на практике. Победить собственные страхи и тревоги порой бывает сложнее, чем взвалить на плечи неподъемную ношу.
Знала я и о том, что подобный принцип лежит в основе любой магии. Смотря на фитиль свечи и обладая минимальными задатками дара, достаточно лишь поверить — по-настоящему поверить, что один только взгляд способен ее зажечь, и пламя вспыхнет.
Кажется, просто, но силы веры редко кому хватает.
Осмотрев сад, я заметила Рэда, подстригающего неподалеку кусты. Эта часть двора была единственной, где чувствовалась рука садовника. В очередной раз я обратила внимание на то, что особенно ухоженными выглядят розы. Сочные, пышные, будто ненастоящие…
Осознание накрыло внезапно и стало настоящим открытием. Сейчас ведь только начало мая — слишком раннее время для цветения роз. В этих краях редко бывает жарко и солнечно, а минувший апрель и вовсе был холоднее обычного…
Додумать я не успела.
Умиротворенный солнечный день взорвался громким звоном, заполнившим каждую частицу пространства. Не осталось ничего, кроме этого звука и перекошенных в испуге лиц, обратившихся к верхним этажам дома. Окно на втором оказалось разбито изнутри, мелкие осколки стекла на несколько долгих секунд, будто противясь силе притяжения, зависли в воздухе. Время растянулось, замедлилось, позволив отметить мельчайшие детали и сполна ощутить пробежавший по саду холод. На солнце нашли облака, унесшие последнее тепло, и тут же захотелось обхватить себя руками, спрятаться, надеть несколько теплых манто, только бы не подпустить холод близко к себе. Защититься.
