— Можно? — спросила, кивнув на соседний стул и, получив молчаливое позволение, присела. — Мне нужна ваша помощь. Вернее, не совсем мне, а одному… человеку.
Старуха усмехнулась:
— Девчонке из друидов? Так опоздала ты, ей уже ничем не поможешь. Тело-то можно исцелить, а сознание ее заснуло.
Я невольно отшатнулась, как от удара, но, не позволяя отчаянию взять верх раньше времени, уточнила:
— А душа?
— А что — душа? — Несколько очищенных бобов с глухим стуком упали в глиняную миску. — Бьется она внутри, но сделать ничего не может. Знаешь, что в сущности являет собой человек? Не оболочку, которую мы видим, а скрытую суть — вездесущий дух, сознание и ту самую душу. Так вот тело Делоры сейчас ее же клеткой стало, и выбраться на свободу она не может.
Неожиданно старуха стукнула кулаком по столу и надтреснутым голосом прокряхтела:
— Чтоб им всем в пекле гореть! Столько жизней сломали, стольких девушек загубили! Но Ева-то не по зубам вышла, все им спутала доченька моя милая. Да только и ее сгубили, проклятые…
Услышав знакомое имя, я чуть подалась вперед. Сейчас передо мной сидела несчастная, убитая горем женщина, которая к тому же была ужасно одинокой. Она явно не была ведьмой в том понимании слова, каким его наделяли суеверные люди. Если она и озлобилась, а рассудок ее помутился, то лишь от пережитых страданий.
Что же это за места такие? Куда ни посмотри — везде поломанные судьбы и земля, не просыхающая от проливаемых слез.
Не зная, как отреагирует моя собеседница, я все же решилась сказать:
— Я видела вашу дочь.
И, заметив, как во внезапно поднятых глазах отражается гремучая смесь чувств, добавила:
— Она являлась мне в виде призрака. Хотела предупредить и показать некоторые вещи. Сначала я приняла ее за покойную графиню, но потом убедилась, что ошибаюсь.
Сухие крючковатые пальцы с силой вцепились в мою руку, и, жадно вглядываясь мне в лицо, старуха спросила:
— Что? Что именно она делала?
— Указала на спрятанную магией комнату и дверь, ведущую на чердак, — не стала скрывать я и без перехода спросила: — Что вы имели в виду, когда говорили, что Ева им все спутала? И кому — им?
Посмотрев в глаза еще несколько долгих секунд, старуха отпустила мою руку и ответила неожиданно ровным голосом:
— Лорду с его верным помощником, кому же еще. Я знаю, что ты нашла его — кулон с черным обсидианом. В отличие от многих Еву забрали в поместье насильно и, пока она сопротивлялась, держали взаперти. Только когда она сделала вид, что покорилась, ей позволили выходить из комнаты. Поняв, что должно случиться, она решила этому помешать. Но даже я не могла ничего сделать. — Челюсти старухи сжались, ногти прочертили по крышке стола, оставляя на ней кривые царапины. — У проклятого лорда было все — и власть, и сила, и деньги, поэтому его было не одолеть. Но Ева сумела всех провести. Сама ступила на темный путь, лишь бы им помешать. Душу свою разорвала, чтобы заключить ее часть в обсидиане. И когда пришло время ритуала, он завершиться не смог, потому что одна из двенадцати душ являлась неполной. Да… все не так пошло. И одиннадцать оставшихся душ тоже на части разорвало, а некоторые из них так и застряли в нашем мире, не уйдя за грань…
Всех тонкостей я не понимала, но суть была ясна как белый день. Не требовалось дополнительных пояснений, чтобы понять: оставшиеся части одиннадцати душ сейчас обитали в особняке в виде темных призраков. А пока существовал камень, существовала в этом мире и часть души Евы. Мертвое всегда стремится к живому, потому темных призраков и притягивала подвеска с заключенной в ней жизненной силой.
— Когда это все случилось? — сглотнув, глухо спросила я. — В какой день проводили ритуал?
— «Круг двенадцати душ» проводят в день смерти того, кого хотят вернуть, — ответила старуха. — Графиня скончалась тринадцатого июня.
Старуха поднялась с места и, взяв миску, вывалила содержимое в кипящий на огне котел. Затем захватила пальцами щепотку соли, выдернула из пучка несколько сушеных трав и отправила туда же.
Я сидела, думая о том, что Банни была права — остался всего месяц до того, как все находящиеся в особняке девушки окажутся в жутком зале. Это случится через неделю после моего дня рождения. Я никогда его не любила и не почитала за праздник, а теперь и вовсе желала пролистнуть, как страницу книги. Неужели придется ложиться в наполненную ванну, слушать произносимые надо мною слова и смотреть в пустые лица окружающих? Нет! Этому не бывать. Разве что в нее меня засунут насильно, связав перед этим руки и ноги.
Пока я была поглощена далеко не радужными мыслями, старуха вернулась за стол и сгребла шелуху от бобов, придвинув ее ближе к себе.
— А ты ведь тоже непроста, — неожиданно произнесла она, и я буквально физически прочувствовала на себе ее взгляд. — Как жаль, что такой дар пропадет… Да и тяжко как — себе подобных убивать… Но ничего, мою душу уже все равно ничто не спасет, а хуже уже и быть не может…
Пока я пыталась вникнуть в ее нелепое бормотание, в ушах стоял предупреждающий об опасности звон. Всей своей сущностью, каждой клеточкой тела я чувствовала приближение чего-то неотвратимо ужасного, но прежде чем успела как-то отреагировать, старуха размяла в пальцах шелуху и одним резким движением швырнула мне в лицо.
Перед глазами мгновенно помутилось, я закашлялась и обхватила шею холодными руками. Показалось, что мир пошатнулся, и теперь все воспринималось смазанными, медленно движущимися картинками. Я словно приросла к стулу и не могла ни заговорить, ни пошевелиться, а когда немного пришла в чувство, обнаружила и себя, и все вокруг опутанным тонкими нитями паутины. Они покрывали стол, комод, пустую миску, висели в воздухе, слегка переливаясь под робким лучом дневного света, проникающего сквозь маленькое оконце.
— Прости. — В скрипучем голосе не было ни капли сожаления. — Не будет одной из вас, не будет и ритуала, замену найти не успеют…
Старуха по-прежнему сидела на соседнем стуле, но паутина ее не касалась. Маленькие черные глаза блестели в полумраке комнаты и были направлены на меня.
От абсурдности происходящего захотелось истерически расхохотаться, но из сжатого спазмом горла не вырвалось ни звука. Неужели мне действительно суждено умереть здесь? Вот так просто и глупо, придя прямо в расставленную смертельную сеть?
С каждой секундой паутины становилось все больше, и я чувствовала, как она вытягивает из меня силы. По полу был рассыпан черный порошок, в который превратилась брошенная в меня шелуха. Я видела себя в отражении разбитого зеркала — бледную, потерянную, похожую на бабочку, угодившую в лапы к старому пауку.
— А ты похожа на Еву, — с какой-то безумной нежностью проговорила старуха, шершавой ладонью проведя по моей щеке. — Не внешне, конечно, внутренне… Не зря обе шестого июня родились. Хочешь, я расскажу тебе одну сказку?
