Хотя, казалось бы, поет всего четыре романса. Вообще, конечно, ей трудно с нами было. Эльдар требует от нее одного, я — другого. Совсем замучили ее. На каждую песню было сделано по тридцать дублей.».
Строго говоря, со стороны Рязанова и Таривердиева это была дерзость — вставить в массовое кино песню на стихи Цветаевой. Целых две песни! Нет, Цветаева совсем не была под запретом, ее стихи издавали небольшими тиражами, но отношение властей к ней оставалось холодным, как елабужские метели.
Фильм был показан по Первой программе Центрального телевидения 1 января 1976 года. Пугачёва в титрах не значилась. Песни из «Иронии» мгновенно оказались в кухонном арсенале советской интеллигенции наряду с самиздатовскими книгами и бледными репродукциями Модильяни.
Но снова дадим слово Таривердиеву:
«.Когда фильм вышел, нас пригласили на телевидение, где Пугачёва должна была спеть романс из фильма не под фонограмму, а "вживую". Я должен был ей аккомпанировать. И вдруг она стала петь совершенно по-другому. Она пела жестко, очень жестко: "Мне нравится, что вы больны не мной.". Я не мог ее заставить спеть, как три месяца назад в фильме. Я уговаривал: "Алла, тебе же не нравится, что "вы больны не мной", у Цветаевой именно этот смысл. А ты сейчас поешь, что тебе нравится. Она-то хочет, чтобы были больны ею, а говорит другое — и возникает глубина". Я был раздражен, и поэтому не прав.
Мы с ней поссорились. Потом Пугачёва ушла в поп-культуру, хотя, мне кажется, могла бы стать звездой другого плана, типа Барбры Стрейзанд. Но она выбрала свой путь. Я понимаю, что она даже выиграла от этого. Но мне это было уже совершенно не интересно. Жаль, конечно, что в итоге мы поссорились. Через год или два, на каком-то фестивале в Сочи, она подошла ко мне и сказала: "Микаэл Леонович, мне нравится, что вы больны не мной". Повернулась и ушла.».
На самом деле, при всем ее божественном даровании и дьявольской способности к перевоплощениям Пугачёва действительно больше никогда не сможет повторить этот подвиг. Когда в 1997 году будут снимать «Старые песни о главном-3» и ей надо будет сыграть саму себя в юности, она сыграет. Но фонограмма останется оттуда, из 1975 года.
Именно благодаря песням из «Иронии судьбы» к Пугачёвой впоследствии находилось очень много претензий у интеллигенции. Самая распространенная: ну ведь могла же она петь нормально, могла! Но стала зачем-то вульгарной и громкой.
Действительно, могла. Давала бы камерные концерты, пела бы за актрис кино и стала бы популярна не меньше, чем Елена Камбурова (уникальная, кстати, в своем роде певица!).
Но она уже взбивала рыжие волосы и раскидывала руки крестом. И так шла наверх.
Ее голос уже набрал силу, напился живой воды. Откуда он взялся? Бог знает. Нет такого человека, о котором можно было сказать — он научил Пугачёву петь. И повесить на подъезде табличку «Охраняется государством».
Тот же Слободкин говорил, что поначалу никакого особо мощного вокала он у Пугачёвой не замечал.
Свой голос она вырастила сама. Из сора Крестьянской заставы, на сибирских пароходиках, в прокуренных купе, среди черноземов и вечной мерзлоты.
Когда спустя много лет кто-то нелестно отзовется о вокальных данных Кристины (а той, конечно, отмерено куда меньше), Пугачёва спокойно ответит, что ничего, научится. Лучшая школа — это концерты.
Единственная тайна, которую Пугачёва хранит уже много лет, — это особая дыхательная гимнастика. Алла делает ее перед каждым концертом.
Еще в начале 1970-х Пугачёва решила серьезно заняться своим голосом. Кто-то дал ей телефон Александры Николаевны Стрельниковой. В артистических кругах Стрельникова почиталась фигурой сколь легендарной, столь и загадочной. Она не была собственно педагогом по вокалу, но разработала уникальную методику «короткого дыхания», благодаря которой ставила голоса порой в самых безнадежных случаях. Десятки самых известных певцов и актеров произносят ее имя с полумистическим восторгом. Хотя сама она никогда ни с кем не делилась, что за люди приходили заниматься к ней домой, известно, что среди ее клиентов были Лариса Голубкина, Армен Джигарханян, Людмила Касаткина, Маргарита Терехова. Рассказывали, что у Андрея Миронова накануне какой-то грандиозной премьеры в Театре сатиры начисто пропал голос. Александра Николаевна его в буквальном смысле спасла.
Официальная медицина Стрельникову не любила и метод ее не одобряла. Поэтому у нее не было никаких публикаций, даже самых захудалых брошюр, где она могла бы изложить свою систему.
В 1989 году Александру Николаевну сбила шальная машина. После нее остались только разрозненные записи у тех, кого она учила. И много врунов, которые уверяют, что владеют таинственной методикой. История будто из Средневековья.
Итак, «Алка-нахалка» решила обязательно попасть на «Золотой Орфей». Была уверена, что она главная Эвридика. Если бы не пугачёвская уверенность в своей избранности, не знали бы мы такой певицы. Только представьте Советский Союз без Пугачёвой. Ужас, ужас, ужас. И альтернативы ей не было, вот что особенно пугает.
Какое счастье, что она имела власть над несгибаемым Слободкиным! Любила-не любила, какая теперь разница?
Конечно, Слободкин стал ей помогать. Он был в добрых отношениях с Константином Орбеляном. А тот был очень влиятельной фигурой в высших музыкальных сферах. Несмотря на то что он жил и работал в Ереване, Константина Агапароновича с почетом принимали в московских кабинетах за дубовыми дверями. На конкурсе «Золотой Орфей» он с 1972 года заседал в жюри как представитель Советского Союза. Поэтому немудрено, что на это престижное мероприятие Орбелян направлял солиста своего же оркестра. Это, конечно же, не означало, что Минасяну был гарантирован первый или уж тем более Большой приз. (За всеми этими фестивалями и конкурсами в соцстранах плелись какие-то интриги, замешанные на политике и идеологии, но по прямому окрику из Москвы никто не стал бы менять результаты голосования.)
Орбелян очень хорошо помнил Аллу по эстрадному конкурсу (прошло-то всего четыре месяца) и рекомендовал Минкульту ее.
И Орбелян, и Слободкин излагали разные версии этой эпохальной истории, и каждый упоминал лишь свое имя. Аптекарски оценивать долю участия того или другого — не задача автора. Во всяком случае важно помнить, что согласно тогдашней эстрадной иерархии Пугачёва не имела особого права объявляться на «Орфее» со своим третьим местом на конкурсе эстрады. Поэтому в Министерстве культуры Слободкину строго сказали: или эта ваша Пугачёва привозит нам лауреата, или мы тебя больше не знаем.
По условиям «Золотого Орфея» каждый участник был обязан исполнить одну песню болгарского автора. Времени на поиски такой песни было очень мало.
Кто-то нашел ноты старой вещицы «Арлекино» композитора Эмила Димитрова и предложил попробовать ее. (Эта песня была написана за пятнадцать лет до того и даже пользовалась успехом в Болгарии, но потом ее благополучно забыли.)
Алла приходила к Орбеляну, садилась за рояль и играла мелодию:
