Лишнее подтверждение серьезных намерений Пугачёвой и Орбеляна находится в книге Веры, вдовы поэта Леонида Дербенева (Орбелян умер в 2014 году в Лос-Анжелесе). Пугачёва к этому моменту уже была хорошо знакома и с ним, и с великим магистром киномузыки Александром Зацепиным, о чем чуть позже.
Вера Дербенева пишет: «Как-то Алла позвонила нам и предложила приехать в гостиницу, где хотела познакомить Дербенева со своим женихом. В те далекие времена мнение Дербенева было для нее важным. Мы приехали. Мне Орбелян понравился: он очень красиво ухаживал за Аллой и был неотразим. Леня же стал горячо отговаривать Аллу от этого опрометчивого, на его взгляд, шага: Орбелян — восточный мужчина, а значит, в некотором смысле, деспот. В лучшем случае она будет петь с его оркестром до конца своей жизни, в худшем, выйдя замуж, будет петь на кухне "Сулико".
Алла со смехом сказала, что Орбелян — армянин, а "Сулико" — грузинская песня, но тем не менее замуж за него не вышла. Леня решил сам подыскать мужа для Аллы, хотя она об этом, наверное, и не догадывалась. И подыскал. себе на голову. Как горько пожалел он об этом впоследствии!».
Глава 17
«Плейбой» Стефанович
Надпись кровью
Свадьба в Опалихе
План действий на будущее
«Три рюмочки»
Режиссер Александр Стефанович был на четыре года старше Пугачёвой. Сперва он работал в родном Ленинграде, где снимал документальное кино, потом перешел на «Мосфильм» в объединение комедийных и музыкальных фильмов. Там он сделал несколько картин, ныне благополучно забытых: «Волшебство», «История одной семьи», «Дорогой мальчик».
Стефанович великолепно знает русскую поэзию и уже в 1997 году сделал фильм об Иосифе Бродском, использовав уникальные кадры, которые снял во время вручения Бродскому Нобелевской премии.
С автором этой книги Стефанович общался в своей московской квартире близ Патриарших (у него еще есть апартаменты в Париже и на Лазурном берегу). Вспоминал о первой встрече с героиней:
«Тогда у Дербенева Алла была, что называется, в ударе и полностью меня очаровала. Однако, когда спустя несколько дней я увидел ее на сцене, то особого восторга не испытал. Она пела лишь несколько песен с оркестром Орбеляна во втором отделении концерта. Держалась Алла как-то скованно и одета была в длинное черное платье с чудовищной искусственной розой, приколотой на колене».
Но «чудовищность» той розы не помешала начаться роману Стефановича и Пугачёвой.
Последние годы журналисты, когда хотят представить получше Александра Борисовича, аттестуют его так: известный режиссер и плейбой. Стефанович никогда не возражает. О его романах с наслаждением сплетничали в ресторане Дома кино между первой и второй. Несколько лет назад в интервью вполне бульварной газете он заметил: «У меня есть два хобби: помогать юным красавицам найти себя и путешествовать по миру на автомобиле». (Впрочем, в тот момент, когда его очаровала Алла, никакого автомобиля у него еще не было.)
Свидание тет-а-тет состоялось через несколько дней в ресторане «Сосновый бор», что на Рублевке. Согласно воспоминаниям Стефановича, там, прямо за столиком, Пугачёва взяла нож, сделала порез на пальце и написала кровью в записной книжке режиссера «Определите на досуге мою "группу", потому как петь — это мое кровное дело». Можно, конечно, усомниться, откуда в советском ресторане настолько острые столовые ножи? Однако хирургический сюжет похож на правду. Достаточно вспомнить хотя бы фирменный автограф Пугачёвой: чуть ниже размашистой подписи — сердце с капелькой летящей крови. Шаловливая пошлость шестиклассницы.
Итак, союз был скреплен кровью.
На даче у очень известного фотографа-портретиста Валерия Плотникова Стефанович устраивал «египетские ночи» с юными красавицами. Этих девушек они называли «маникухи» (очевидно, от слова «манекенщица»). Однажды Стефанович позвонил приятелю и сказал: «Старик, завтра никаких маникух! Я приеду с девушкой». Фотограф понял, что режиссер имеет серьезные намерения.
Новый возлюбленный перебрался в вешняковское жилище к «Пугачёвочке», как он ласково окрестил подругу. Своей квартиры у него в столице не было, только комната в общежитии «Мосфильма».
«Это была крохотная, однокомнатная квартира, — вспоминал Александр Борисович. — На полу лежал матрац, практически никакой мебели…».
Однажды зимой Алла вернулась домой и увидела, что весь пол их комнатки покрыт елочной мишурой — то был оригинальный сюрприз Стефановича.
«Ну как было не влюбиться?» — констатировала она спустя годы, вспоминая этот случай. Правда, имя декоратора не упомянула.
Скоро они поженились. Свадьбу 24 декабря 1977 года играли на шикарной даче в Опалихе. Нет, это не была дача Стефановича, у него и квартиры своей не было. Раньше эта дача принадлежала Людмиле Зыкиной, а затем ее купил бизнесмен-иранец Бабек Серуш, у которого были особые «дела» с советским правительством. Бабек любил советскую светскую жизнь, был женат на русской актрисе и на той самой даче с бассейном (!) у него в гостях бывали все знаменитости. А Высоцкий тут даже записывал песни: да, у Бабека имелась и студия.
Добродушный иранец и предоставил апартаменты молодым. У Стефановича даже не было денег на свадьбу, их ему одолжил сам Сергей Михалков, автор советского гимна. В этом спустя много лет признавался сам Стефанович. Дело в том, что Стефанович, хоть и называл втайне себя антисоветчиком, снимал беспроигрышные советские фильмы. А чтобы у него, второсортного режиссера, не было вообще никаких проблем, он брался за пьесы того самого Михалкова. Фильм «Дорогой мальчик» — как раз по такой пьесе. А в 1979 году выйдет еще один — «Пена», по сатирической комедии того же автора. Расчет оправдался, как мы понимаем: фильмы легко выходили в прокат, а Стефанович даже получил тысячу рублей на свадьбу. Тут можно было бы порассуждать о мелочном и постыдном конформизме советской творческой интеллигенции, но это совсем не наша тема. У нас тут свадьба. Горько!
Но у Пугачёвой были свои расчеты. По мнению многих, этот брак был сильно подогрет пугачёвской жаждой сняться в кино. Правда, снимется она у совсем другого режиссера, о чем чуть позже. Пока что режиссировать ее жизнь пытался Стефанович.
Вот что он поведал автору книги:
«Я составил определенный план действий, которому она, на мой взгляд, должна была следовать. Ей этот план понравился, а для меня было забавно придумывать образ, который миллионы людей станут принимать за реальный. Итак, я предложил пять основных принципов.
Во-первых, форма "исповедальности". То есть все песни должны исполняться от первого лица. У зрителя должно было сложиться впечатление, что перед ним на сцене раскрываются какие-то тайны личной жизни.
Во-вторых, надо было создать образ одинокой ранимой женщины. Это касалось не только отбора текстов. В сознание публики необходимо было внедрить образ одинокой женщины с ребенком, который бы вызывал сочувствие и у пэтэушницы, и у буфетчицы, и у студентки. Мой друг Валерий Плотников сделал серию фотографий Аллы с маленькой Кристиной. В придуманный мной "одинокий" образ я сам не вписывался, что меня вполне устраивало.
