Так же скоро перестали судачить и о том, что предприимчивая Пугачёва не зря решила запастись дополнительным образованием, поскольку она «певичка-однодневка».
Она действительно отменяла на время сессии все гастроли и концерты, что, правда, причиняло Николаеву лишние хлопоты.
Он вспоминал: «Мне звонил разгневанный директор Дворца спорта из Киева: "Как вы можете не отпустить ее к нам?". Я говорю: "Пожалуйста, но она сама не хочет". — "Да вы знаете, что это скандал". — "Да, но я также знаю, что она студентка"».
Андрей Николаевич до сих пор искренне убежден, что если бы Пугачёва не была певицей, она стала бы великолепной актрисой: «На первом курсе я давал студентам традиционные задания: представить, что какой-то предмет перед ним — не то, что он есть на самом деле, а что-то другое. Аллочку я попросил представить, что перед ней не рояль, а автомобиль. Она стала изображать этакую роскошную даму, даже достала где-то манто. Подходила с ключиками от "машины" к роялю, открывала крышку и садилась. Пыталась играть, т. е. "завести мотор", но у нее как бы не получалось. Как каждая женщина, ничего не понимающая в авто, она открывала капот (верхнюю крышку рояля). Заглядывала снизу. Все без толку. Тогда Алла выходила вперед и начинала "голосовать". Мимо "проезжал" человек на саксофоне, останавливался, и она ему говорила: "Посмотрите, почему у меня машина не заводится". Тот подходил, тоже начинал ковыряться, подкачивал "шины". Наконец, машина-рояль заводилась. Алла снова усаживалась и радостно играла: "Дорогой длинною". А мы вдобавок сделали такой трюк, что она вместе с роялем уезжала со сцены».
Никто не мог понять, когда Пугачёва готовилась к экзаменам. Все лишь слышали и читали о ее съемках, концертах, о творческих планах. («Боже, у нее каждый день новые затеи!»). Никто не видел, как в гостиничных номерах она забиралась с ногами на кровать, заворачивалась в покрывало, закуривала и читала «Историю театра» или пьесу Чехова. За стенкой голосили хмельные музыканты ее ансамбля.
«Я с тех пор ставил ее в пример своим студентам, — уверял Николаев. — Как-то она сказала мне, что для фильма ей нужно научиться жонглировать тремя предметами: шляпой, тросточкой и еще чем-то. Я ответил, что на это потребуется недели две. — "Нет, это слишком долго", — сказала она. — "Ну хорошо, — говорю, — давай попробуем сегодня после занятий". В шесть вечера мы отыскали пустую комнату, и я стал ее учить. Через три часа Алла была уже вся мокрая: жонглирование — это адский труд. Я попытался прервать на сегодня занятие, но она закричала: "Нет, еще, еще!". В полночь Пугачёва вышла оттуда, жонглируя. На следующий день у нее был концерт в Лужниках, и на нем она уже жонглировала тремя апельсинами».
Весь курс был невольным свидетелем перепалок между Пугачёвой и Слободкиным. Они, в принципе, особо не бранились, но использовали любую возможность в ходе учебного процесса, чтобы продемонстрировать взаимную неприязнь.
«Самым сложным для меня, — вспоминал Николаев, — было в одной сцене совместить Пугачёву со Слободкиным. Если там по пьесе был конфликт между героями, то она готова была чуть ли не физически на него воздействовать».
Во время занятий немало времени у Андрея Николаевича уходило на установление зыбкого перемирия между звездой и ее бывшим руководителем: «Мы разбираем какую-нибудь нашу программную пьесу. Встает Пугачёва и высказывает свою версию. Потом поднимается Слободкин и ехидно произносит: "Вот Алла Борисовна здесь сказала, а все надо как раз делать наоборот". Но все же чаще выступала Алла: "Андрей Николаевич, что вы его слушаете? Надо это все сделать не так"».
В ГИТИСе лишний раз выяснилось, что Пугачёва остается солисткой по самой своей природе — независимо от рода искусства, в котором она работает.
На третьем курсе студенты получили задание: каждый должен был сочинить сказку, которую потом он сам бы поставил. Алла принесла «Легенду об озере Кызыруль» — забавное сочинение в духе сказок Востока. Речь в «Легенде» шла о красивой девушке, которая с кувшином ходила к источнику, а двое джигитов сватались к красавице, стараясь перещеголять друг друга в искусстве соблазнения. Николаев одобрил это произведение, и Алла пригласила для постановки еще двух однокурсников, довольно популярных в то время конферансье. Сама же она, как легко догадаться, взяла на себя роль инфернальной красотки. «И вот буквально накануне экзамена, — говорит Николаев, — они показывают мне эту сказку, и я вижу, что двух других актеров просто не видно: она подавляла их своим талантом. После просмотра, когда мы остались вдвоем, я сказал: "Аллочка, завтра эту сказку ты будешь читать на экзамене одна во всех лицах". Она воскликнула: "Это невозможно! Я всю ночь не буду спать!" — "Пожалуйста. Не спи, но другого выхода нет". И на следующий день она так великолепно прочла эту сказку, что комиссия была в полном восторге. Один из преподавателей даже сполз со стула от хохота».
Кстати, как раз когда в ГИТИСе училась Пугачёва, произошел один случай, который сейчас уже может насмешить, но тогда чуть ли не месяц педагоги и студенты жили в состоянии стресса. Дело в том, что в те годы эстрадное отделение занимало школьное здание на улице Щусева — как раз напротив Дома архитектора. В конце семидесятых по соседству стали возводить здание из светлого кирпича. Этот процесс вряд ли бы привлек к себе внимание, если бы у дома регулярно не притормаживали черные «Волги» с мигалками. Откуда выходили сосредоточенные граждане в серых пальто и, тихо переговариваясь, осматривали стройплощадку. Вскоре кто-то из преподавателей поведал в курилке коллегам, что в этом доме на пятом или шестом этажах, будет новая квартира Брежнева. И якобы даже оконные проемы в ней планируется расширить по сравнению со стандартными. (Так оно и вышло, только Брежнев в этой квартире так и не поселился.)
Несмотря на охрану, кто-то очень юркий утащил из уже построенного дома чудесные обои производства ГДР и кое-какие мелочи вроде розеток.
«Прорабы» с Лубянки и Петровки сразу заподозрили во вредительстве студентов ГИТИСа. Всех вызывали на допросы, ничего не выяснили и просто потихоньку выжили отделение с улицы Щусева.
На одном из последних курсов студенты написали музыкальную пьесу-сказку. Действие ее происходило в музыкальном государстве, где правил король Аккорд, у которого, как водится, была дочь — принцесса Гармония. Остальными персонажами оказались ноты и родственные им музыкальные фигуры.
Спектакль должен был начинаться с того, что король Аккорд принимал парад своих подданных. Замысел состоял, собственно, в том, что сначала по сцене двигались целые ноты, затем половинки, четвертные, восьмые. Музыкальное сопровождение звучало соответствующим образом, все ускоряясь. Актеры, изображавшие уже шестнадцатые доли, стремительно проносились под неистовый марш.
Алла, у которой в спектакле была своя большая роль, сначала отказалась от участия в параде (а там в силу многочисленности массовки курса были задействованы практически все студенты).
«Ну, кого мне здесь играть?» — с усмешкой спрашивала она у Николаева. Но через пару дней она вдруг объявила, что знает кого.
…Шел веселый парад нот. Король Аккорд с важным видом кивал своим подданным. И вот музыка марша затихла, все участники парада исчезли за кулисами. Неожиданно на сцену вышел некто в невзрачном плаще и с ведром на голове. «Кто это, кто это?» — недоуменно осведомлялся король у свиты. Те пожимали плечами. Церемониймейстер подошел к таинственному незнакомцу и бережно приподнял ведро. Под ним оказалась голова Пугачёвой, которая свирепо завопила в зрительный зал: «Пауза!». Такую Алла придумала для себя роль. «Накануне этого спектакля, — улыбается Николаев, — она сказала:
