"Андрей Николаевич, мне ведь надо купить ведро, но вы представляете, что будет, если я приду в хозяйственный магазин. Что делать?" — "Ничего, я заеду, куплю". Я пришел в хозяйственный, а там были ведра разных размеров. Я вспомнил рыжую шевелюру Пугачёвой, и мне ничего другого не оставалось, как примерять эти ведра себе на голову. И когда я купил, наконец, ведро, продавщицы посмотрели на меня, как на ненормального. Представляю, что с ними бы сделалось, если бы они узнали, с какой целью я покупал это ведро».
* * *
Но однажды у Аллы случился сценический провал. Для очередного экзамена по театральному мастерству студенты репетировали какую-то пьесу. Экстравагантная Пугачёва попросила для себя роль пожилого мужчины. Как говорится, ничто не предвещало беды, но на сам спектакль Алла решила украсить себя очками для пущей правдивости образа. «Я всегда говорил студентам, — продолжает Николаев, — что репетировать нужно только в том костюме, который будет на тебе во время спектакля. Эти дурацкие очки ее выбили абсолютно. Они все время сваливались. Алла наклонялась за ними, и с нее сползал парик. Она нервничала и то и дело забывала свой текст».
Андрей Николаевич и Алла очень подружились. Поскольку ГИТИС — особое учебное заведение, то дружба преподавателя со студентом здесь никогда не рассматривалась как нарушение субординации и попрание неписаных этических правил.
Когда Николаеву нахамил один из студентов, то, выбегая из аудитории, он вскричал: «Моей ноги не будет в ГИТИСе, пока этот человек передо мной не извинится!» — и стремительной походкой ушел домой. Примерно через час в дверь к Николаеву позвонили. Он открыл, увидел на пороге своего обидчика, а рядом с ним раскрасневшуюся Аллу. «Сейчас, — произнесла она, переводя дыхание, — он будет перед вами извиняться!».
Как-то воскресным днем зимой 1978 года Андрей Николаевич позвал Аллу в Подмосковье покататься на лыжах. (Николаев, несмотря на свои цирковые травмы, держал себя в хорошей форме, как любой профессиональный клоун.) Алла согласилась, добавив, что к лыжам вообще-то равнодушна, но свежим воздухом старается дышать при всякой возможности. «Мы долго ездили по лесу, — вспоминает Николаев. — А потом вдруг оказались на опушке. Перед нами было огромное белое поле, и где-то совсем далеко другой лес. Мы постояли недолго, потом я двинулся дальше и метров через двести заметил, что Аллы рядом нет. Обернулся — она стояла на том же месте, не отрывая взгляд от заснеженного поля. Я вернулся к ней: "Аллочка, надо ехать, уже темнеет…". И тут я увидел, что у нее по щекам катятся слезы. — "Я не хочу ехать в Москву, Андрей Николаевич. Здесь так красиво, так хорошо."».
* * *
На пятом курсе ГИТИСа возникал такой предмет, как марксистско-ленинская философия. Ее полномочным представителем в нашем случае был профессор Гусев. Студенты боялись его, он же с особым наслаждением экзаменовал эстрадных звезд.
Алла, педантично посещавшая все занятия и консультации перед экзаменами, ни разу не появилась у Гусева. А тот каждый раз с благочестивой улыбкой интересовался, когда же к нему придет студентка Пугачёва.
Осознавая, что марксистско-ленинская философия будет в числе государственных (читай — выпускных) экзаменов, недели за две до них Алла наняла преподавателя из МГУ. Приехав на экзамен, она с тоской прослушала от однокурсников рассказ о том, как накануне Гусев завалил Катю Шаврину (после музучилища она оказалась вместе с Пугачёвой и в ГИТИСе).
Всех студентов собрали в аудитории. Поскольку экзаменуемых оказалось довольно много, на подмогу к Гусеву пришел еще один преподаватель. Студентов, сидевших за столами в два ряда, философы-марксисты так и поделили: один ряд доставался вновь прибывшему экзаменатору, а другой — Гусеву.
Алла тихо запищала от радости, когда ее ряд оказался вне досягаемости Гусева. «А-а. — тот вдруг приподнялся со стула, — вот я вижу товарища Пугачёву. Пересядьте-ка, пожалуйста, на мой ряд».
У дверей аудитории, за которыми Гусев, по выражению студентов, «пытал» Аллу, собирался небольшой митинг. Прошло пятьдесят минут, как Пугачёва вошла туда. Кто-то приникал к замочной скважине, кто-то нарочито громко вдруг произносил: «Сюда уже прибежала дочка Пугачёвой и спрашивает, где ее мамочка!». (Никакой Кристины тут, разумеется, не было.)
Николаев молча прохаживался по коридору, ненадолго останавливался и по-птичьи склонял голову вбок.
Через час с небольшим приоткрылась дверь, и вышла растрепанная Алла. «Ну, что, что? Не молчи!» — закричали все разом. Алла выставила вперед ладонь, растопырив четыре пальца и загнув большой. «Четверка!» — засмеялась вся толпа у дверей. Алла улыбнулась и сделала руками цирковой жест: оп-ля!
Следом появился Гусев. Он обвел взглядом задорную публику и произнес: «Да, я поставил ей "хорошо". Но это была самая умная певица из тех, что я встречал в жизни».
Дипломной работой Пугачёвой в конце июня 1981 года стал музыкальный спектакль «Монологи певицы». Государственная экзаменационная комиссия смотрела его в концертном зале «Россия». Такая престижная площадка была отдана Алле не только из-за ее звездного статуса. В то время дипломные спектакли всегда демонстрировались на хороших сценах, причем без всякой арендной платы.
Председатель экзаменационной комиссии Леонид Осипович Утесов, ворчливый старикан, за всю программу не проронил ни слова. Говорят, правда, что пару раз он прикладывал к глазам свой большой платок.
За год до того Утесов сам пришел на репетицию к Пугачёвой, а потом долгодолго разговаривал с ней в полутемном зале. По занятному стечению обстоятельств в тот же день Алла и руководитель «Рецитала» прослушивали кандидата на клавишные инструменты — совсем молодого, но уже усатого Игоря Николаева, игравшего тогда в каком-то цыганском ансамбле.
Теперь, после спектакля, Леонид Осипович выждал паузу, потом бросил взгляд на остальных членов комиссии и провозгласил, слегка шамкая: «Тут может быть только одна оценка. Полагаю, возражений не будет?».
Спустя несколько дней Утесов вручил Алле диплом и произнес небольшую взволнованную речь.
Когда после церемонии она подскочила к Леониду Осиповичу и пригласила к себе домой на «сабантуйчик», тот развел руками: «Это твой праздник, Аллочка. Мои уже все прошли».
Дома у Аллы ее вчерашние однокурсники, выпив изрядно водки и шампанского, принялись довольно злобно шутить, что теперь-то они, дипломированные режиссеры, будут «веревки вить» из певицы Пугачёвой. Подружка Аллы, сидевшая рядом с ней, шептала: «Ну ответь им, ответь!» — «Спокойно, Тамара, — успокаивала ее Пугачёва, — улыбайся».
Вскоре Тамара не выдержала и выбежала в слезах на лестничную площадку. Когда Алла стала ее утешать, та запричитала: «Как же ты можешь терпеть эти издевательства?».
— Могу. А ты скоро увидишь, где буду я, певица, и где они, режиссеры.
Глава 20
Евгений Болдин
Алый балахон от Зайцева
Победа в Сопоте
