В 1991 году на Неделе высокой моды в Париже Юдашкин показал коллекцию «Фаберже», и надменные фэшн-критики отнеслись к ней очень благосклонно. Получить такого клиента, как Пугачёва, было для него равносильно приему в Синдикат высокой моды Франции. И то, и другое у него получится. (Правда, из Синдиката Юдашкин позже выпадет, о чем мастер не очень любит упоминать.)
Валентин и Алла были просто созданы друг для друга. Светозарная розовая юбочка, аппетитные лосины и сапожки-копытца превратили Пугачёву в «императрицу, которой охота пошалить». А еще эти рыжие локоны, как у загулявшей Барби, и «цыганский» макияж. Не нравится? Пройдите, гражданин, в другой вагон.
Вячеслав Зайцев с улыбкой вынес свой модный приговор: «Валя более спокойный человек, чем я. Я всегда с клиентами конфликтую. А он идет у своих клиентов на поводу. Алла позволяет себе образы немножко такой цирковой тематики, которые ее вульгаризируют. На самом деле она очень тонка и аристократична в душе».
При всей «цирковой тематике» к своим изображениям Пугачёва относится очень придирчиво. Что проявилось во всей красе в пору издания журнала «Алла». Но сперва нужно привести историю этого полиграфического эпизода ее биографии.
Весной 1993 года в «Олимпийский», в офис к Алле Борисовне пришли робкие мальчик и девочка лет восемнадцати. Лариса и Влад Пальцевы. Они приехали из Ташкента, где работали в газете «Пионер Востока». Хозяйки на месте не оказалось, зато ребята увидели Сергея Васильевича Челобанова, смущенно поздоровались и сказали:
— Давайте, мы вам расскажем нашу идею, а вы поговорите с Аллой Борисовной, может, ей понравится.
— Хорошо, — согласился Челобанов.
— Дело в том, что мы хотим сделать журнал Аллы Пугачёвой.
Челобанов действительно передал все своей патронессе, и она пожелала лично увидеть этих ташкентцев.
После краткого и несколько сбивчивого объяснения, что за журнал хотят сделать Лариса и Влад, Пугачёва произнесла:
— Мне ваша идея нравится. А как журнал будет называться?
— «Арлекино», — ответили ребята.
Алла Борисовна задумалась:
— «Арлекино»? Да какой уж сейчас «Арлекино»? Давайте-ка просто и со вкусом — журнал «Алла».
Деньги на первый номер Пугачёва выделила сама.
Лариса с Владом принялись бегать по столичным типографиям и договариваться о печати нового журнала. Это оказалось не самой легкой задачей. Когда уже в типографии начинали составлять смету, то, разумеется, всплывало имя Пугачёвой, и цены на типографские услуги тут же возрастали: с такой богатой барыни, мол, не грех и втридорога запросить.
Первый номер вышел в декабре 1993 года. Многие приняли его скептически: еще одно мимолетное увлечение нашей звезды. Но плохо они думали про Пугачёву — она взялась за свой журнал всерьез.
Как-то она явилась на пресс-конференцию к группе «А-Студио», своим любимцам, которых некогда вытащила из Казахстана и стала продвигать в московском шоу-бизнесе. Корреспонденты вяло спрашивали «студийцев» о всяких глупостях, и тогда подняла руку Пугачёва:
— А позвольте несколько вопросов от журнала «Алла»?
И молодые журналисты в тот вечер остались без дела.
Пугачёва читала все материалы, которые шли в номер.
Собственноручно правила их. Если ее не было в Москве или даже России, требовала, чтобы статьи присылали ей по факсу — хоть на край света. А уж свои фотографии требовала доводить до леонардовского совершенства.
Впрочем, журнал успеха не имел, рекламу не собирал и в 1997 году был закрыт. Надо признать, не всегда наша великая «курочка» несет золотые яйца от Фаберже.
В 1999 году русский Vogue решился на опасный эксперимент — преобразить Пугачёву. Эта история замечательно описана в очерке Карины Добротворской, которая была свидетелем «ядерной реакции».
«Она бросила на нас короткий настороженный взгляд.
— Слушайте, и зачем нам это нужно? Ну, раз приехали, давайте что ли погуляем, сходим куда-нибудь, выпьем, а?
Вот оно — началось. Сейчас откажется сниматься! Мы стали наперебой верещать, что Vogue — знаменитый журнал, что англичане ждут, что они приехали специально ради нее, что отменить решительно ничего невозможно. Она тяжело вздохнула.
— Тогда не подгоняйте меня. Я все делаю быстро, только не торопите мои душевные движения.
Села на диван, затянулась сигаретой… Ее юный ординарец Леша вытащил огромный чемодан и за одну секунду наполнил его одеждой. Взял сундучок с косметикой.
— Алла Борисовна, зачем? Там в фотостудии все есть!
— Пригодится, — мрачно отрезала она. И как в воду глядела.
В студию приехали на черном "мерседесе". Черное шерстяное пальто от Yamamoto до пят, черные обтягивающие джинсы, черный берет со сверкающей буквой "А". "Это я Юдашкина попросила сделать. Наивно, конечно, но ничего".
Окинула взглядом вешалки с одеждой лучших дизайнеров и тихо пробормотала:
— Все погибшее…
У нее три любимых определения. "Погибший" — то есть безнадежный. Произносится без всякой злобы. "Убогий" — то есть жалкий. Произносится без всякого презрения. "Новорожденный" — то есть еще не развившийся, еще всему открытый. Произносится с нежностью.
Итак, наши вещи были погибшими. Пугачёва примерила несколько черных минималистских вещей, с каждой мрачнея все больше. Парикмахер Фернандо осторожно начал распрямлять ее вьющиеся волосы специальными щипцами. Его руки, похоже, успокоили Пугачёву:
— Этот ваш Фердинанд, он ничего, понимает.
Потом задумалась.
— Когда я была молодая, мы распрямляли волосы утюгом, представляешь? — сказала она мне. — А сушили в духовке.
Она почти ко всем обращается на «ты», по-барски. Никого это не задевает и не удивляет. И вообще рядом с ней я чувствую себя погибшей, убогой и новорожденной одновременно.
Прямые волосы ее совершенно преобразили. Из зеркала на нее смотрело совсем другое лицо — умное, классическое, с чистым открытым лбом и огромными глазами.
— Алла Борисовна, так очень красиво.
— Это красиво, но это не я! Под такое лицо и под такую прическу нужны другие песни. Я такие пела раньше иногда. Они тоже очень красивые, правильные, но не мои. В них нет театра.
Мы показали ей декабрьский номер американского Vogue с Хиллари Клинтон на обложке. Алла Борисовна брезгливо поморщилась:
— Вы что, хотите, чтобы я была такая же? Я же вам не Хиллари Клинтон! Я Пугачёва, а не Тютькина — и это есть кошмар всей моей жизни! Зачем я вообще на все это согласилась? Думала, какое-нибудь чудо случится! Но чудес не бывает!
Визажистка Фиона приступила к макияжу. Я видела, что Пугачёвой мучительно прикосновение чужих рук к лицу. Я понимала, что она на грани. Что все погибшее, погибшее, погибшее. Что нужно срочно что-то предпринять, пока она не сорвалась. И тут она сорвалась.
