Наконец, в 1995 году было решено приурочить его показ к выходу альбома и уходу Пугачёвой.
Алла делала большую ставку на этот фильм, о чем говорит хотя бы тот факт, что счастливые моменты их с Филиппом свадьбы в Петербурге и венчания в Иерусалиме снимала лишь группа Занина — остальным не дозволили.
Для этого фильма Пугачёва специально разыскала у себя старые любительские кинокадры, где она, четырнадцатилетняя, играет для гостей на пианино — худенькая девочка с косой-селедкой.
Фильм нельзя с полным правом назвать биографическим: скажем, «отсчет» мужей там начинается лишь с Болдина, а об Орбакасе и Стефановиче нет ни слова, хотя последний мелькает в некоторых кадрах. Нет ничего о брате Жене, хотя возникают детские фотографии Аллы, где она как раз вместе с ним. А последние две серии из пяти вообще получились затянутыми и вялыми. Но на то были уже чисто технические причины. Сама Пугачёва объясняла все следующими обстоятельствами:
«Там случилась какая-то трагедия, в том смысле, что мастер-кассеты пропали: одну, с четвертой серией, нашли затопленной в ведре, а другую вообще куда-то засунули. Меня позвали на помощь, потому что они были в панике. Когда я приехала в Питер, то увидела в совершеннейшем изнеможении режиссера — он просто с инфарктом лежал на диване, и монтажера, который уже ничего не видел. Пришлось все монтировать самой, но это мой долг».
Юрий Занин весьма неохотно отвечал на вопросы о том, сколь велико было вмешательство Аллы в создание других серий, как вообще строилось сотрудничество с ней.
«Было очень много сложностей», — кратко высказался он.
А спустя год, в журнале «Алла» появилось интервью с Филиппом Киркоровым, где содержится, в частности, такая оценка:
«Есть такой режиссер Юрий Занин. Он сейчас снимает фильм об Анжелике Варум. Кстати, он еще не расплатился ни с кем, и сейчас идут суды с Российским каналом, с ОРТ, не расплатился даже с Аллой. Вот такой аферист от документального кино».
Сам Занин сообщил, что после «Жди и помни меня» он с Пугачёвой больше не общался.
В новогоднюю ночь с 1995 на 1996 год на канале ОРТ показали первые «Старые песни о главном». Сама суперидея этого турбо-успешного мегапроекта позаимствована из одной реплики Пугачёвой, брошенной вскользь.
В начале 1993 года тележурналисты Леонид Парфенов и Константин Эрнст снимали фильм-эссе о Пугачёвой. Они специально отправились на ее концерты в Нижний Новгород и провели там несколько дней, беспрестанно снимая Аллу — в поезде, на сцене, среди снегов.
Как-то она стала рассказывать, почему вдруг решила исполнять со сцены полузабытую песню Марка Фрадкина «Большак», и произнесла заветную фразу:
— Если сейчас спеть хорошие старые песни, то многие-многие из них станут шлягерами.
Парфенов и Эрнст ухватились за эту путеводную нить и так вышли на свой «большак». Результатом вся страна восхищалась несколько лет подряд.
Разумеется, авторы сразу же стали предлагать поучаствовать в этом проекте самой Пугачёвой, но, несмотря на все их уговоры, она отказывалась. Объясняла так:
«Когда Агутин, Кристина, Володя окунаются в то время, то очень интересно смотреть, как они исполняют те песни. А мне неинтересно возвращаться в эти «Кубанские казаки», в эти сельские клубы, которые я еще тогда возненавидела. Плюс у меня есть еще другая причина. Иногда обостряется аллергия на свет, на дым.».
В первых «Песнях» Пугачёву прочили на роль колхозной бригадирши, которая поет «Каким ты был». Но ее исполнила другая певица — София Ротару. В облегченном варианте повторилась ситуация с фильмами «Рецитал» и «Душа». Впрочем, стекла «Жигулей» никто уже не бил.
Наступил 1996 год. Год, когда Пугачёва не пела.
Глава 41
Попытка забеременеть
Отказ от министерского поста
Издание «Коллекции»
Туфли от Пугачёвой
«Очень жаль, но попытка родить оказалась неудачной: беременность не сохранилась. Этому есть причины: мое здоровье и то, что мне не 18 лет. Надо лечиться, надо ждать, мы с мужем хотим ребенка».
Это признание весной 1996 года Алла сделала газете «Аргументы и факты». Тем самым было, наконец, получено подтверждение старым слухам, хотя, конечно, вполне печальное.
Тема беременности Пугачёвой очень живо обсуждалась в прессе. От Филиппа — не от Филиппа? В пробирке — без пробирки? Родит — не родит? Ну и так далее.
Известно, что Алла обращалась в московский Центр матери и ребенка: об этом там судачили все медсестры, которые были свидетелями ее приезда.
Операции по подсадке эмбрионов сейчас производятся почти так же свободно, как удаление аппендицита. Показаниями к таким операциям служат возраст женщины, состояние ее здоровья и некоторые другие.
В весьма откровенном интервью газете «СПИД-Инфо» Пугачёва говорила:
«Лежала я четыре с половиной месяца, задрав ноги, не двигаясь, ну и что? Ребенок не удерживается. Три-четыре месяца, и выкидыш».
Произносилось это с подозрительно легкомысленной интонацией. В то время как это был ее последний шанс родить. Видимо, не хотела выглядеть страдалицей. Зачем тогда вообще «задирала ноги» в интервью? Очевидно, издание сделало предложение, от которого Алла не смогла отказаться. Так в ней и сплелись, как корни магической мандрагоры, страсти: к деньгам, к покою, к сцене, к нерожденному ребенку. Рассудок другой был бы давно разорван в дряблые клочья. Но разум Пугачёвой не сдавался.
Отказывал лишь организм. Не позволял родить.
Трудно удержаться от вопроса: почему она так хотела этого позднего, очень позднего ребенка? Ответ грустен и прост. Ей хотелось попытаться начать жизнь — нет, не то чтобы заново, но иначе. Пережить свою тихую эпоху Возрождения. Закружиться совсем в иных хлопотах. Забытых, и оттого еще более желанных. Чтобы погремушки заглушили оркестр, и пеленки отгородили от зрительного зала. И — самое главное — в этом грядущем ангеле она видела спасение от одиночества. От того чувства, которое с годами становилось ее проклятием.
И ради ребенка Алла была готова действительно исчезнуть для остального опостылевшего ей мира. Потому и альбом хотела назвать «последним». На самом деле в этом был не фатализм стареющей актрисы, а оптимизм будущей матери. «Ах, как хочется жить!».
Рассматривала ли она Филиппа всерьез как будущего отца? Не в биологическом, а самом заурядном бытовом смысле. Вряд ли. Тот был слишком упоен своими триумфами. И сквозь строки гастрольного графика головка младенца никак не пролезала. Но Филипп был молод, здоров, хорош собой и потому представлял ценный генетический материал, цинично выражаясь. Этого Алле, пожалуй, было достаточно.
Впереди ее ждали бы годы материнства. Быть может, самые счастливые в жизни.
Судьба, прошу, не пожалей добра. Терпима будь, а значит, будь добра, Храни меня и под своей рукою Дай счастья мне, а значит, дай покоя. Дай счастья мне! Дай счастья мне, Той женщине, которая поет.