Он говорил так, будто причины, по которым видео обнародовали, его оправдывали. Я сощурилась, негодуя.
– Почему его еще не удалили?
Папа скрестил руки на груди.
– Потому что оно успешно нас рекламирует. За вчерашний и сегодняшний дни с сайта скачали более сотни анкет. Телефон не замолкает. С утра нас забрасывают вопросами, остались ли еще места на День открытых дверей.
Я снова перевела взгляд с одного на другого.
– Да вы шутите. Вы опубликовали видео Люка без его разрешения, а теперь говорите об анкетах на поступление?
Цифра на экране все росла с невероятной скоростью:
– Люк мне доверял. Я доверяла тебе, Аарон. А вы оба… – Я не смогла договорить.
– Я не намеренно, – оправдался Аарон.
Я накрыла рот ладонью.
– Поверить не могу.
Пускай изначально это было ошибкой, никто не пытался ее исправить. А папа так и не извинился за свой проступок.
– Я должен кое-что тебе показать. – Папа закрыл страницу с видео и включил почту.
Там было открыто письмо, адресованное Люку. Ему писала сорокадвухлетняя мать троих старшеклассников – двух мальчиков и одной девочки, – больная раком костей на четвертой стадии. Она хотела поблагодарить Люка за его историю, которая подарила ей и ее семье надежду – разумеется, не на чудесное излечение, поскольку это невозможно, а на то, что по крайней мере ее душа попадет в прекрасное место. Она назвала его исповедь даром Божьим, отвеченной молитвой.
– Я не пытаюсь нас оправдать, – сказал папа. – Мы поступили неправильно. Признаю. Но ему пишут люди со всей страны. Письма прилетают одно за другим. – Папа постучал пальцем по монитору. – Люк считает, что не готов поделиться своим опытом, но ты посмотри на него, Ханна!
Он сделал паузу, и я подумала о том, как Люк в последнее время разговаривал, какие выражения принимало его лицо. Он выглядел уверенным и сильным. Куда сильнее, чем когда он впервые появился у меня на пороге.
– Люк им помогает, – продолжил папа. – Он их исцеляет. И в то же время исцеляет самого себя. Пускай сам еще этого не осознает.
– Нам пишут пасторы со всей страны, – добавил Аарон. – Они все хотят, чтобы Люк пришел к ним в церковь и произнес речь.
Я ничего не понимала.
– Но какое отношение это имеет к «Завету»? Люк здесь даже не учится.
– Неважно. Знаешь, как говорят – нарастающая волна поднимает все лодки. – Папа встал и подошел ко мне. – В школы вроде нашей мало кто поступает, потому что родители считают, что их детям не нужны уроки веры, кружки с религиозной направленностью, воскресная служба. Но ведь это не так! Надо подарить им веру. Веру в то, что они – часть чего-то глобального. Это беда не только нашей школы, но и нашей страны. Людям не хватает веры.
– И Люк это исправит?
– Не в одиночку, но начало положено.
– Пастор Жак. – Аарон поднял взгляд от телефона и прокашлялся. – Мне только что пришло сообщение от очередной новостной компании.
Я побледнела.
– Новостной компании?!
Люк точно взбесится. Он меня возненавидит.
Я развернулась, чтобы уйти. Я пока не знала, куда подамся, но мне надо было, по крайней мере, выйти из кабинета и написать Люку, сообщить ему о том, что произошло. Я не хотела, чтобы он узнал об этом от папы с Аароном. И я больше не могла находиться здесь ни секунды. Но Аарон встал в дверном проеме и перекрыл мне дорогу.
Я посмотрела на него исподлобья.
– Отойди.
– Хорошо, – сказал он. – Только сначала выслушай меня, пожалуйста.
Я скрестила руки на груди.
– Там нигде нет фамилии Люка, – продолжил Аарон. – Я проверил. Никто не знает наверняка, кто он, и мы никому не скажем. Он не обязан выступать публично, если не хочет. Это его решение.
Я подозревала, что папа считает иначе, но ничего не стала спрашивать.
– Как вы могли с ним так поступить?
– Это не только ради Люка, но и ради тебя тоже. – Аарон переглянулся с моим папой и снова посмотрел на меня. – Я знаю про Бостон.
Мне вспомнилась наша с папой поездка в школу на следующий день после крупной ссоры из-за Бостонского университета. Мы ехали в полном молчании, а потом, когда затормозили у церкви, папа умолял меня на него не сердиться. «Я все сделаю, чтобы искупить свою ошибку. Ты мне веришь?»
Я сказала, что верю.
– Мне очень жаль, – сказал Аарон. – Я же не знал.
Я ненавидела их обоих за то, как они поступили с Люком. Особенно тошно мне становилось от того, что они на самом деле не чувствовали себя виноватыми и считали, будто их оправдывает то, что они делают это «ради меня».
Я посмотрела Аарону в глаза.
– Отойди. Сейчас же.
Эмори
День 297-й, осталось 140
В обеденный перерыв понедельника Люк ждал меня у выхода из театра.
– Я не поеду, Эмори. Ты ведь этого от меня хочешь?
Он забрасывал меня сообщениями с того момента, как я выбежала из его дома в субботу вечером, и умолял с ним созвониться. Я ему не отвечала, и в воскресенье утром он заявился ко мне на порог. Мама прогнала его по моей просьбе.
Я оттолкнула его и начала набирать комбинацию на шкафчике.
– Нет, не этого. Я не хочу, чтобы ты пришел на мой спектакль только из-за чувства вины. – Я запихнула книжки внутрь и захлопнула дверцу. – Как ты мог так поступить?
– Я уже согласился. У меня нет выбора.
– Конечно, есть! Ты сам принимаешь решение. Прямо сейчас. И никто тебя не заставляет, Люк.
– Я не могу отказать пастору Жаку.
Как же мне это было знакомо! Всю жизнь я выслушивала от Ханны нытье о том, что она не может сказать «нет» своему отцу.
– Ты вроде хотел знать, почему мы с Ханной поссорились? Так вот, из-за этого. Она никогда не дает отпор своему папе, даже когда это особенно необходимо. Я вас не понимаю. Он – обычный человек. Не хочешь выступать на Дне открытых дверей – не выступай. Скажи ему, что не придешь.
Люк опустил взгляд в пол.
И тут я поняла.
– Дело не в нем, нет?
Он помотал головой.
– Тебе самому хочется?
Он переступил с ноги на ногу, не поднимая на меня глаз.
– Да. Пожалуй. – Он провел пальцами по волосам и наконец посмотрел на меня. – Я не надеюсь, что ты меня поймешь, Эмори.
– Хорошо. Потому что я и не пойму.
– Эй, Люк! – Мы обернулись и увидели Кортни Шнайдер в окружении ее подружек. Она сунула Люку свой телефон и спросила: – Это ты?
