Люк свел брови, явно гадая, к чему я веду, но перебивать меня не стал.
– Мы немножко отдалились друг от друга, когда поступили в разные старшие школы, – продолжала я. – И отдалились еще сильнее, когда вы с ней начали встречаться, потому что она была от тебя без ума. Но мы все равно оставались лучшими подругами. Ты хоть представляешь, каково это, когда растешь вместе с кем-то и делишь с этим человеком чуть ли не каждое воспоминание?
– Э-э… Да. Мы с Эддисон близнецы.
Я совсем об этом забыла.
– Для меня Эмори почти как сестра-близнец. Но мы очень разные. – Я улыбнулась про себя, думая о том, как сильно мы отличаемся. – Мы совершенно друг на друга не похожи, но нам это никогда не мешало.
Люк кивнул.
– Зачем ты мне все это рассказываешь, Ханна?
Я сильно вспотела, поерзала на стуле… Смогу ли я наконец перейти к сути?
Я никогда тебя не прощу.
– Она попросила меня сохранить тайну. – Нет, я не представляла, как мне это сказать.
– Какую? Скажи мне, – попросил Люк.
Мы больше никогда не сможем быть друзьями.
– Не могу. – Я прижала ладонь к животу. Было такое чувство, будто меня вот-вот вырвет.
– Ты должна.
Я огляделась, проверяя, не может ли нас кто случайно подслушать. А потом облокотилась о стол и подалась вперед. Люк сделал то же самое, и мы оказались лицом к лицу.
Шепотом я пересказала ему всю историю, от начала и до конца. Как я вернулась домой из церкви и обнаружила у себя в комнате бледную, взлохмаченную, напуганную и дрожащую Эмори. Как пошла за мамой, но вместо нее наткнулась на папу. Как папа отозвался об Эмори. Что я ему ответила. Как я не сказала то, что следовало бы, и не сделала то, что должна была.
Люк отшатнулся. Глаза у него пылали гневом.
– Когда это произошло?
– В декабре, – выплюнула я, словно само слово было ядовитым.
– То есть ты три месяца, как это знаешь? – спросил он, и я медленно кивнула. – И никому не сказала?
– Она умоляла меня никому не рассказывать.
– Да какая, к черту, разница?! – Он ударил кулаком по столу.
На нас уставились все, кто был в кафе. Люк ничего не заметил. Или ему было плевать.
– Извини, – прошептала я.
Он прикрыл рот ладонью и посмотрел мимо меня.
А потом достал телефон и начал что-то печатать. Я перегнулась через стол и выхватила у него телефон.
– Не пиши ей сейчас, пожалуйста… Не до того, как она выступит, хорошо? Не надо так с ней поступать.
Он сощурился.
– То есть ты хочешь, чтобы я весь день держал рот на замке? Ни за что!
– Я три месяца молчала.
Люк хмыкнул.
– Я бы на твоем месте не стал так гордо это заявлять.
– Я вовсе этим и не горжусь… – Я осеклась.
Мне хотелось добавить, как отвратительно я себя чувствовала и как мне было тяжело, но эти оправдания действительно прозвучали бы жалко. Конечно, я собой не гордилась. Мне было стыдно. И правильно, судя по выражению, с которым смотрел на меня Люк.
У меня чирикнул телефон, и я взяла его дрожащими руками.
– Нам пора. До студии добираться минут десять.
Люк поднялся.
– Увидимся там, – сказал и бросил недоеденный рогалик и нетронутый стаканчик с кофе в ближайшую урну, прежде чем пулей вылететь на улицу.
Я не стала его догонять.
* * *
Должно быть, Люк уже сообщил наши фамилии за стойкой приемной, потому что, когда я добралась до студии, нас уже вышли встретить и отвести на макияж.
Мы молча сидели рядом, пока девушка по имени Эйприл укладывала мне волосы и припудривала лицо. Еще в кафе я еле сдерживала слезы, а сейчас уже не могла их удержать, и они текли рекой.
Эйприл сжала мои плечи и наклонилась.
– Ты в порядке, моя хорошая? – прошептала она и протянула мне салфетку. – Я не смогу наложить тебе макияж, если ты будешь плакать.
Меня это не волновало. Это было неважно. Я не могла остановиться.
– Ваш выход через три минуты, – прозвучал чей-то голос у меня за спиной.
– Я пойду один, – сразу ответил Люк.
Он поднялся и вышел из комнаты. В следующий раз я увидела его уже на экране. Он сидел на диване, а темноволосый журналист Адам занимал стул напротив. Люк даже не взглянул на пустое место рядом с собой, где полагалось сидеть мне.
Люк размахивал руками больше обычного, но в остальном его история ничем не отличалась от той, что он рассказывал до этого. А потом Адам подался вперед и задал ему последний вопрос:
– Скажи, Люк – ты теперь веришь в рай?
И тут он словно с цепи сорвался.
– Что бы я знал! – со смехом воскликнул он. – Да кто что вообще знает? Вы не знаете. Я не знаю. Я счастлив, что выжил, вот и все. Я всегда жил настоящим, а теперь уж тем более. Мир кажется другим. Краски ярче, еда вкуснее, воздух чище – даже в Лос-Анджелесе. – Он говорил быстро, словно после кофе догнался шоколадным батончиком и все это залил энергетическим напитком. – Я влюблен в потрясающую девчонку по имени Эмори, и всего через четыре месяца мы с ней поступим в разные вузы и разъедемся, так что я собираюсь вернуться сегодня вечером домой, выспаться и с завтрашнего утра наслаждаться каждым проведенным с ней мгновением, потому что как знать, когда наши отношения закончатся? Я больше не боюсь будущего. Да и на самом деле не важно, что будет с нами дальше. Главное, что я есть, здесь и сейчас, и я очень этому рад.
Адам поднял руку, и Люк пожал ее.
* * *
Поездка домой прошла кошмарно. Люк практически не разговаривал. Когда мы остановились у «Завета», он припарковал машину и сказал, не смотря на меня и вперив взгляд в лобовое стекло:
– Передай своему папе, что сегодня я не приду. Я и так достаточно ему помог.
Эмори
День 301-й, осталось 136
Уже в костюме и в макияже, стоя посреди сцены под софитами, я чувствовала себя другим человеком. Я и была другим человеком. Я перевоплотилась в Эмили Вебб, и все шло прекрасно.
Когда начался второй акт, в круг света вышла Шарлотта. Она уверенно стояла в центре сцены и безупречно выдавала свои реплики.
– Джордж и Эмили покажут вам один разговор, благодаря которому впервые осознали, что, как говорится, они созданы друг для друга. Однако прежде всего я попрошу вас постараться вспомнить свою молодость. Особенно то время, когда вы влюбились впервые; когда вы походили на лунатиков. Пожалуй, вы и были слегка безумны. Прошу вас, вспомните эти далекие дни!
