Мы улыбнулись аудитории и пересеклись взглядами с некоторыми зрителями, чтобы установить контакт еще до начала. Аарон стоял у подножия сцены с разведенными руками, готовый нас направлять.
Алисса прошептала:
– Четыре, три, два, один…
Логан выдал первую строчку:
– Мы – миллион одиноких людей, все в небе на этой игле, боимся сорваться…
Следующей пела Алисса, а за ней я. А потом мы все четверо вместе исполнили строфу хора:
Я бросаю тебе вызов – люби,
Я бросаю тебе вызов – плачь,
Не сдерживай чувств
И будь здесь и сейчас.
Папа выбрал именно эту песню, чтобы вызвать у приходящих в церковь теплые чувства, подарить им чувство общности, которое и делало нашу школу такой особенной. Вот только я начала совсем по-другому воспринимать лирику.
«Я бросаю тебе вызов» не имела никакого отношения к месту, в котором ты чувствовал себя своим. Нет, это нечто более личное. В моих глазах песня призывала не трусить, а рисковать, падать и ошибаться, не бояться чувствовать все подряд – любовь и грусть, боль и удовольствие, – потому что все это часть человеческой жизни. И мне казалось, что такие мысли близки философии дзен. Как и медитация, эта песня учила пребывать в настоящем моменте и ценить все, из чего он состоит, – хорошее, плохое, все без исключения. Она советовала искать свою правду и не мешать другим верить в свою. Находиться в мире без ненависти и осуждения, просто быть и позволять быть другим.
Когда Логан пропел строчку «Пусть религией будет сердце, пусть вырвет тебя из твоей же тюрьмы», я прочувствовала душой настолько глубоко, словно он обращался именно ко мне.
Мне вспомнилось то, что три месяца назад сказала про меня Эмори: что я слепо следую своей вере и не задаю вопросов. Мне вспомнилось утреннее интервью Люка и его слова о том, что надо жить настоящим и наслаждаться каждым мгновением.
Последнюю строчку мы пропели вчетвером в идеальной гармонии:
Я бросаю тебе вызов – будь здесь и сейчас.
Алисса, Джек и Логан закинули головы и подняли взгляд к небу. А я положила ладонь на грудь и опустила подбородок. «Вызов принят», – подумала я.
Эмори
День 301-й, осталось 136
Мисс Мартин заглянула в гримерку и сказала, что меня кто-то хочет увидеть. Я даже не успела переодеться.
Я открыла дверь и увидела Люка. Он был одет в те же черные брюки и серую рубашку, в которых я его видела сегодня утром по телевизору. Я бросилась ему на шею.
– Ты пришел!
За сценой царила суета, и я вышла в коридор, где мы могли побыть наедине.
– Как я мог пропустить премьеру? – сказал Люк и поцеловал меня. – Ты была невероятна.
Я распушила юбку своего белого платья в оборках.
– Не мой стиль, конечно. Я просила мисс Мартин разрешить мне немножко его переделать, но… Тысяча девятьсот первый год, ты же понимаешь. – Я улыбнулась.
Люк улыбнулся в ответ.
– Ты не поехал в церковь, – заметила я.
– Ага. – Он посмотрел на меня, и я поняла, что он хочет сказать что-то еще.
– Почему? – уточнила я.
Люк помотал головой и закусил губу. Видно было, что он злится, но явно не на меня. Скорее за меня. Я нахмурилась, но он не ответил. А потом ему и не понадобилось отвечать: я сама все поняла.
– Она проговорилась.
В груди у меня потяжелело, а сердце стало биться быстрее. Казалось, стены коридора начали на меня надвигаться.
– Эм, почему ты мне не сказала?
Мне хотелось ударить обо что-нибудь кулаком, чтобы выместить злобу, но я взяла себя в руки.
– Да потому что это ерунда. Ну, было дело. Все же обошлось.
– Это не ерунда, – прошептал Люк. – Далеко не ерунда.
Я собрала волосы на макушке, чтобы чем-то занять руки. Так я и знала. Знала, что она не выдержит. Нельзя было позволять им проводить время вместе.
– Ханна не имела права тебе рассказывать.
Мне не хотелось это обсуждать. Не здесь. Не сейчас. Никогда.
– Я не оставил ей выбора, – ответил Люк. – Еще ночью, когда мы с тобой разговаривали, я почувствовал что-то неладное. А когда упомянул об этом при Ханне, по ее лицу все стало ясно. Не сердись на нее, ладно?
– Не сердиться?! – Я стиснула кулаки и шагнула назад. – Да как ты можешь такое говорить?
– Она пытается тебе помочь, и я тоже. – Люк шагнул ко мне. Я отстранилась. – Эмори, ты должна поговорить с мамой.
Он сделал еще один шаг вперед. Я отшатнулась.
– Вот видишь, – пробормотала я, качая головой. – Поэтому я ничего тебе не сказала. Знала, как ты отреагируешь. Но ты не понимаешь. Я не могу ей об этом рассказать. Ни за что.
Я повернула ручку, чтобы вернуться в гримерку, но дверь оказалась заперта. Я растерялась. У меня оставалось два варианта: сражаться или бежать. Я выбрала побег.
Я помчалась по коридору, пулей вылетела из театра на парковку и побежала вдоль рядов машин. Краем глаза я заметила, как мелькают мои белые кожаные туфельки, и подумала, что выгляжу по-дурацки в костюме Эмили Вебб посреди кампуса. Но сейчас мне было не до этого. Я ускорила шаг, пробежала мимо теннисных кортов и бассейна и добралась до классных комнат, где не было ни машин, ни толпы.
– Эмори! – Люк не отставал. – Пожалуйста! Остановись и поговори со мной!
Я подбежала к туалету и дернула за дверь, но и она оказалась заперта. Люк меня нагнал.
Я сложила руки на груди.
– Я не собираюсь с тобой это обсуждать.
– Предпочитаешь делать вид, будто ничего не произошло?
– Да. – Я прислонилась к шкафчикам. – Я уже несколько месяцев «делаю вид». До сегодняшнего вечера все шло замечательно.
Люк не сдавался.
– Эмори… Расскажи мне, что произошло.
– Ты уже знаешь, что произошло! – прокричала я.
– Только со слов Ханны. Я хочу услышать это от тебя.
Я посмотрела на Люка. Школу и мой дом разделяло всего три квартала. Я могла бы броситься бежать, и он не успел бы дойти до машины и меня догнать. Я могла бы прямо сейчас положить конец этому разговору. В то же время мне не хотелось сбегать. Мне хотелось выложить все как на духу. Выговориться перед кем-то, кроме Ханны. Я прислонилась спиной к холодным металлическим шкафчикам и прошептала:
– Не знаю, с чего начать.
Казалось, земля дрожит у меня под ногами. Я пыталась выровнять дыхание, как обычно делала перед выходом на сцену, но не получалось.
