Я орала, и бедная моя голова грозила расколоться от этого крика. Пусть раскалывается, потому что нет уже моих сил...
Боль прошла так же внезапно, как и началась. И шепот стих. И никто на мне не елозил. Лучезарный Серафим ползал где-то в стороне, с криками, ругательствами и стонами.
– Ева, прекрати орать! – Голос знакомый, злой. Этот голос я не рассчитывала услышать еще когда-нибудь, потому что он всего несколько часов назад сказал, что я сука. А теперь вот командует, велит заткнуться.
Я заткнулась и даже отважилась открыть глаза. Паутина с потолка никуда не делась, она подсвечивала золотым и, казалось, подрагивала. Черт с ней! Другое сейчас гораздо важнее. Сжимая руками виски, просто так, на всякий случай, я осторожно села на кровати и посмотрела перед собой.
Серафим с разбитой в кровь рожей валялся в углу комнаты, закрывался руками и испуганно поскуливал. Над ним стоял Вовка Козырев, по пояс голый, в затертых до дыр джинсах – мой, стало быть, спаситель. Выглядел он недурственно, фигура у Вовки, оказывается, красивая, ладная такая, во всяком случае, та ее часть, что выше пояса...
– Что он от тебя хотел? – Вовка встряхнул Серафима за шкирку, и тот заскулил чуть громче.
– Приходил делать предложение руки и сердца. – Я одернула задравшийся свитер, – и не устоял перед моей неземной красотой. Пришлось отбиваться.
– Ты из-за этого так орала?
– Отчасти. – Я посмотрела вверх на дрожащую над нашими головами паутину.
Вовка запрокинул голову, длинно присвистнул.
– Это такая дизайнерская находка? – спросил он севшим голосом.
– Ага, типа того, только что появилась.
– Ясно, а с женихом что решила? – Вовка, казалось, потерял всякий интерес к паутине и снова встряхнул Серафима.
– Не знаю еще. – Я пожала плечами. – Наверное, откажу. Уж больно он темпераментный.
В коридоре послышались чьи-то торопливые шаги, и почувствовавший близость подмоги Серафим приободрился.
– Эй, рыжий, а ты кто такой?! – Он зло сверкнул глазами на Козырева.
– А я телохранитель. – Вовка кивнул в мою сторону. – Вон она меня наняла. Ну, что молчишь, Ева? Подтверди!
– Подтверждаю, – засмеялась я, и в этот момент в комнату вошла Рая.
Экономка обвела встревоженным взглядом мизансцену и схватилась за сердце.
– Рая, не волнуйся, все в порядке! – Я сползла с кровати, подошла к Козыреву. – Маленькое недоразумение, не более того. Серафим перебрал, ошибся дверью. Мы немного повздорили и покричали, а мой верный донкихот, – я ткнула пальцем в голое Вовкино пузо, – не разобрался и прибежал спасать хозяйку.
– Так и есть. – Козырев задумчиво посмотрел на мой палец. – Не разобрался. Вижу, тип какой-то на хозяйку бросается, ну я ему и врезал.
– Владимир, это не тип, – Рая неодобрительно покачала головой, – это Серафим, брат Амалии.
– А, Серафим, брат Амалии! – Вовкино лицо озарила смущенная улыбка. – Ну, тогда прошу прощения, я ж еще не выяснил, кто чей брат.
– Урод! – Серафим, поднявшись на ноги, зло зыркнул на Козырева. – Уволю скотину! По судам затаскаю!
– Ева Александровна, – сказал Вовка с укором, – что ж вы меня не ввели в курс дела? Откуда ж мне было знать, кого можно из вашей постели выдергивать, а кто там находится на законных основаниях?
Издевается стервец...
– Этот не на законных основаниях. – Я подошла к Рае и приобняла ее за худые плечи. – Этот просто дверью ошибся, я же говорила. Шел бы ты отсюда, Серафим, брат Амалии, подобру-поздорову. Устала я от тебя.
На Серафима было больно смотреть, видно, не привык мальчик к отпору и к тому, что кто-то откажется выполнять его прихоти. Избаловали его, ох, избаловали.
– А наш разговор? – Серафим вытер разбитую морду рукавом рубашки, попятился к двери. – Он в силе?
– Какой разговор? В какой силе? – Я пожала плечами. – Ничего не понимаю. Пьяные люди такие странные.
– Стерва! – Серафим со злостью дернул на себя дверь. – Ты еще пожалеешь!
Отчего-то в этом я не сомневалась. Такие людишки, как Серафим, от своего так просто не откажутся. А, плевать! Паутины я боюсь намного сильнее, чем этого подонка.
– Евочка, что тут произошло? – спросила Рая, как только за Серафимом захлопнулась дверь. – Ты так кричала.
– Испугалась. Этот пьяный козел начал меня домогаться. Спасибо Владимиру, – я бросила убийственный взгляд на Вовку, – не оставил даму в беде, пришел на помощь.
– За то мне и платят, – буркнул тот.
– Надо бы добавить. – Я растянула занемевшие губы в улыбке. – За исправную службу.
– Ну так добавьте! Разве я возражаю? – не остался Вовка в долгу.
– Какой ужас. – Рая смотрела на дверь, за которой скрылся Серафим. – Я всегда говорила, что праздность до добра не доведет. Сначала алкоголь, наркотики, потом насилие... Евочка, может, стоит рассказать о случившемся Якову Романовичу? Думаю, он сумеет найти управу на этого мальчишку.
В том, что Щирый в два счета разберется с Серафимом, я не сомневалась ни секунды, но считала подобные меры излишними. Пока я и сама в силах решить свои – а свои ли? – проблемы.
– Не стоит беспокоить дядю Яшу по пустякам. – Я старалась, чтобы голос мой был бодрым и жизнерадостным. – Мне кажется, Серафим уже все осознал.
– Ты так думаешь, Евочка?
Господи, до чего наивная душа у моей экономки! Не подозревала, что такие люди еще где-нибудь остались.
– Я уверена, Рая. Абсолютно! – сказала я и, чтобы перевести разговор в более нейтральное русло, спросила: – А как там у нас обстоят дела с ужином?
Рая взглянула на изящные наручные часики и доложила:
– Ужин будет через час с четвертью. Но, если ты сильно проголодалась, могу распорядиться, чтобы тебе принесли блюда, оставшиеся с обеда, прямо сейчас. На обед у нас была запеченная утка, очень вкусная.
– Раечка, ты золото! – не покривила я душой. – Пусть принесут утку, да побольше. И даже можно что-нибудь из спиртного. Что там есть из спиртного?
– Все есть. – Рая растерянно заморгала. – Только разве тебе можно спиртное, Евочка?
– В небольших количествах можно, – соврала я. – Рая, пусть принесут вина.
– Белого или красного?
– На твое усмотрение.
Я вперила требовательный взгляд в Козырева и спросила тоном, предполагающим исключительно положительный ответ:
– Владимир, поужинаешь со мной? Давай не отказывайся, выпьем за спасение прекрасной дамы...
* * *
Мы сидели на разных краях кровати: я слева, он справа. Между нами стоял поднос с едой и вином. Мы уселись так сразу, как только за горничной, принесшей ужин, закрылась дверь, и молчали минут пять, пока мне первой не надоела эта игра в молчанку.
