Рассчитывать на здравомыслие кузины Алану не приходилось. Он редко испытывал неприязнь к кому-либо, однако сэра Мэтью ужасно невзлюбил и запретил Генриетте обнадеживать поклонника. Такое использование родственных прав привело лишь к тому, что тем же вечером в оперном театре подаренный сэром Мэтью букетик был прикреплен к платью Генриетты.
Виконту пришлось признать, что каким бы неприятным типом Киркхэм ни представлялся в глазах мужчин, женщины были не в силах устоять перед его обаянием: об этом брату поведала Трикс. Она с интересом выслушала его язвительные замечания в адрес сэра Мэтью, а затем вызвала в нем чувство недовольства своим рассказом об изысканных манерах негодяя и об очевидных знаках внимания, которые тот оказывал Гетти.
Сэра Мэтью не было среди двух сотен приглашенных, кому выпала честь быть представленными сестре русского царя. Явившись в Англию, княгиня поселилась в отеле «Палтени» до прибытия всевозможных королей, принцев, генералов и дипломатов, приезжающих для участия в празднествах по поводу заключения мира. Не отличаясь ни красотой, ни особой доброжелательностью, она тем не менее была избалована вниманием кавалеров и уже успела наделать шума, наговорив грубостей принцу-регенту и разгуливая по городу в чудовищных чепцах, которые моментально вошли в моду. Рассказывали, что она внезапно покинула прием в Карлтон-Хаус, едва грянул дорогущий, нанятый специально для ее увеселения оркестр, объяснив это тем, что от музыки ее тошнит. Трикс, хихикая над этой историей, предположила, что с бала леди Аллертон эта особа исчезнет так же стремительно. На что леди Аллертон, хорошо знакомая с великой княгиней, возразила, что та ведет себя так, лишь когда хочет доставить кому-то неприятности.
Присутствия Трикс на балу также не предполагалось. При всем желании виконт оказался не в силах изыскать средства на то, чтобы мать ввела Трикс в общество. А чувство приличия не позволило леди Аллертон разрешить дочери пойти на бал до того, как она начнет выезжать в свет.
Трикс на удивление спокойно перенесла неприятную новость, не стала ни спорить с братом, ни упрекать его. Тронутый ее покорностью, Алан пообещал сестре великолепный дебют следующей весной, даже если для этого ему придется продать последний клочок земли. Она поблагодарила и сказала, что приняла решение помочь Алану в трудное время.
Такое неслыханное смирение должно было сразу насторожить Генриетту, однако той завладели собственные переживания. И лишь вечером перед самым балом, когда Трикс великодушно помогала ей облачиться в элегантное атласное платье с накидкой из бледно-зеленой кисеи, Генриетте вдруг пришло в голову, что такая кротость столь же подозрительна, сколь и необычна. Однако Трикс с видом оскорбленной невинности заявила, что не готовит никаких подвохов, нежно ее обняла, и Генриетта ушла к леди Аллертон, думая, что напрасно считала кузину своенравной.
В этом убеждении она пребывала до полуночи, а потом ей пришлось испытать жестокое разочарование.
4
Юный мистер Аллертон, решив немного передохнуть от танцев, у входа в бальный зал деликатно утирал лоб. Стояла очень теплая майская ночь, и хотя высокие окна оставались распахнутыми настежь, шторы почти не колыхались, а от жара сотен свечей в настенных канделябрах и громадной хрустальной люстре вяли не только цветы, но и накрахмаленные воротнички джентльменов. Однако все это не имело значения. Юный мистер Аллертон, критик весьма придирчивый, был вполне доволен успешным ходом бала. Все мелочи продумали заранее. Мать, к его огромному удовольствию, надела темно-синее атласное платье, пышно отделанное широким кружевом; кузина выглядела наилучшим образом; и даже брат, который обычно заказывал платье у военного портного, его не разочаровал. Великая княгиня пребывала во вполне добродушном настроении. Помимо цвета общества, вечер почтили своим присутствием два королевских герцога; и как окончательное свидетельство значимости мероприятия явился знаменитый мистер Бруммель
[6] собственной персоной.
Эти приятные размышления были прерваны. Запястье Аллертона-младшего сжала чья-то рука, а в ухо ему зашептал голос кузины:
– Тимоти, срочно беги в гостиную тети! Мне нужно поговорить с тобой наедине.
Мистера Аллертона охватило дурное предчувствие: вдруг внезапно закончилось шампанское или растаял весь лед? Однако новости, которые Генриетте предстояло ему сообщить, не имели ничего общего с заготовками к балу. Она молча протянула юноше лист бумаги с прилипшим к краю кусочком облатки. Мистер Аллертон поднял к глазу монокль.
– Что за черт? – процедил он. – Господи, ничего не понять! Что это?
– Трикс! – выдавила Генриетта.
– Тогда понятно, – сказал он, возвращая бумагу кузине. – Никогда не мог разобрать ее писанину. Лучше сама скажи, что там.
– Тимоти, случилось ужасное! Она сбежала с Джеком Бойнтоном.
– Как?! – воскликнул Тимоти. – Нет, погоди-ка, Гетти! Она, наверное, тебя разыгрывает!
– Никаких разыгрышей! В доме ее нет, она оставила мне письмо… Доусон только что его передала.
– Вот так да, – протянул Тимоти. – Джек Бойнтон? Знаешь, Гетти, я бы никогда на него не подумал.
Слишком хорошо знакомая с особенностями мыслительных процессов мистера Аллертона, чтобы рассердиться, Генриетта ответила:
– Да нет же! Это Трикс его подбила, сам он еще слишком юн! Вот же хитрюга! Но я могла бы и догадаться. Если бы я не была столь эгоистично занята собственными пробле… развлечениями, то этого бы никогда не произошло! Тимоти, нужно действовать немедленно, и ты должен мне помочь!
Он моргнул.
– Помочь? В самом разгаре бала?
– Они на пути в Гретна-Грин, их нужно перехватить!
– В Гретна-Грин? – с отвращением переспросил мистер Аллертон. – Нет, Гетти! Не может быть!
– Она этого не скрывает. Да и где еще их могут обвенчать, двух несовершеннолетних детей? Разумеется, Трикс полагала, что я получу письмо слишком поздно, но добрая преданная Доусон решила, что следует отдать мне его немедленно, так что еще можно успеть! Мы с тобой ускользнем, никто и не заметит нашего отсутствия. Я уже все продумала, есть хороший повод надеяться, что до утра мы догоним беглецов. Мальчик вряд ли скопил достаточно денег, чтобы нанять больше пары лошадей. Мы возьмем четверку и будем постоянно их менять. Вернем Трикс домой, и никто ни о чем не узнает, даже бедная тетя. Доусон, я уверена, умеет хранить тайны, а тетушка почти наверняка не выйдет из спальни до полудня.
– По-моему, лучше обо всем сказать Алану, – попытался возразить Тимоти.
– Ни в коем случае! Великая княгиня еще тут, и герцог Сассекский тоже. Алану нельзя покидать дом! Кроме того, Трикс верит, что я ему ничего не скажу, и как бы ужасно она себя ни вела, я так ни за что не поступлю. Он очень рассердится! Боже мой, все из-за того, что он отложил ее дебют! А я его предупреждала! Тимоти, ты ведь знаешь, где можно нанять почтовую карету с четверкой хороших лошадей?
