Вопрос мой был какой-то странный: ночевал ли у него сегодня Конрад. Как будто тот не барон, а маленький ребенок, которого надо контролировать по всяким пустякам. Мельник удивился, и я еще надеялась, что он ответит: «Нет».
— Ночевал, — услышала я, — и не один, а с какой-то девицей. Я подобрал их в корчме.
— С какой еще девицей?!
— Откуда я знаю! — мельник усмехнулся, — по-моему, они там в корчме и познакомились. В одной комнате спали.
Возвращалась я в полном смятении. Девица меня мало волновала. Я не могла понять, кто же тогда был вчера у нас? Или не Конрад болен, а мы все, вместе взятые? Всё могло случиться с ним за пять лет на этом Кренгре, но даже если он приобрел там двойника, тот же не мог долететь сюда со скоростью птицы!
Всё что я знала — это то, что черная птица охраняет ледяной дворец. И почему-то она не стала убивать Конрада, а в когтях принесла его сюда. И это странная случайность, потому что черная птица должна убивать. Убивать! Еще удивительней, что она способна пролетать такие большие расстояния. И уж совсем странно то, что она вообще существует!
Я снова искупалась под мостом, холодная вода немного успокоила меня. Дрожь прошла, но скрытая тревога осталась.
Все окна на половине Леонарда ярко горели. Праздник, смех, веселая музыка, — всё это казалось мне сейчас совершенно неуместным. Мои комнаты были темны. Я зажгла светильни, просушила волосы, переоделась во что-то строгое и совсем не праздничное, причесалась как обычно и отправилась на пир.
Огромный зал был полон гостей. Тут были и наши благородные соседи, и вчерашние артисты, и музыканты, и танцоры, и снующая с подносами и тряпками прислуга. Почти все были в костюмах.
За главным столом сидели рядом Леонард и Конрад, оба румяные от выпитого вина и вполне довольные. Это меня обрадовало. Во всяком случае, было не похоже, что Конрад не может простить брату женитьбу на Корнелии. Сама же Корнелия по вполне понятным причинам отсутствовала.
Зато была Арчибелла. На ней был костюм Весны, бледно-салатовый и полупрозрачный. Одна грудь вообще была открыта, но маркиза не считала это чем-то неприличным. На голове у нее был венок из полевых цветов, золотистые волосы распущенны. В общем, взгляд от нее оторвать было очень трудно, я даже не сразу заметила своего Веторио.
Он оказался рядом и, как всегда, над чем-то смеялся вместе с Софри и Аристидом. Костюм Эриха на нем был вычищен и отглажен, корона вырезана из желтой бумаги, волосы зачесаны назад, как было принято в те времена.
— Хорош, — подумала я с удовлетворением, — и даже что-то благородное в лице.
Он посмотрел в мою сторону, но то ли не заметил, то ли не узнал. Я подошла к столу.
— Вот, — сказала я как можно бодрее, — пришла на вас полюбоваться, мои дорогие.
Леонард обрадовался мне так, словно это меня он пять лет не видел. Что-то прокричал, вышел из-за стола, схватил меня и усадил к себе на колени. После трех бутылок он всегда впадал в крайности: от безумной любви до лютой злобы.
— Выпей с нами, Веста! — он уже наливал мне кубок, — за встречу, за нашего Конрада!
Арчибелла подошла и протянула свой бокал.
— Я тоже хочу выпить с Вестой за Конрада!
Она говорила вполне сердечно и никаких лукавых взглядов на него не бросала, видимо, прекрасно понимала, с кем можно кокетничать, а с кем бесполезно. Конрад женщинами никогда не увлекался. Ни одетыми, ни раздетыми. Он любил одну Корнелию, а на других даже не смотрел. Впрочем, так было раньше, а теперь вот какая-то девица объявилась…
— Ты еще не вышла замуж? — спросил он, наливая нашей красавице вина.
— Я? — она рассмеялась, — зачем?
— Не вечно же ты будешь Весной, придет и осень.
— А ты посмотри на Весту! И замужем не была, и до сих пор не состарилась, и два барона у нее под каблуком!
— Наша Веста — это наша Веста, — многозначительно заявил Конрад.
Мы все подняли наши кубки и выпили.
«Почему эти девочки мне завидуют?» — удивлялась я про себя, — «сначала Корнелия, теперь Арчибелла! Чего им не хватает, таким молодым, прекрасным, таким желанным? Ведь они же не знают моей тайны, главного моего утешения и смысла бесконечной жизни моей! А выглядеть в сто лет на шестьдесят и при этом иметь каменное сердце и ничего не испытать как тряпичная кукла — велико ли счастье?»
— Полюби мужчину, — сказала я, — хватит заниматься всякой чепухой, — все твои наслаждения не стоят даже одного рукопожатия того, кого любишь.
— Ты меня извини, — Арчибелла наклонилась ко мне и почти легла своей роскошной грудью на стол, — но, по-моему, ты кроме рукопожатия ничего и не знаешь!
Я не стала ей отвечать, да и что можно было объяснить этой самоуверенной красавице в двух словах да еще при мужчинах?
— Иди, — сказала я, — потанцуй, Белла, а мы на тебя полюбуемся.
Она засмеялась, взяла под локоть графа Эглиа и повела его в середину зала. Скоро танцевать пошли почти все, мы тоже встали из-за стола, и тогда я отвела Леонарда в сторонку.
— Ты хорошо знаешь всех своих гостей? — спросила я.
— Ну, вот еще! — усмехнулся он, — вон их сколько!
— Где-то здесь двойник Конрада.
— Что?!
— Я сейчас была у мельника, и он сказал, что Конрад сегодня ночевал у него. Конрад не болен, он говорит правду.
Спьяну Леонард соображал туго, и я уже пожалела, что сказала ему это.
— Что же здесь нужно этому привидению?
— Этого я не знаю.
— Ты говорила, что он беседовал с Веторио?
— Да, только с ним.
— Тори! — крикнул Леонард на весь зал, — иди сюда!
Веторио подошел и уставился на нас с веселым любопытством, в руке у него была вилка, и он что-то еще дожевывал.
— О чем вы вчера беседовали с Конрадом? — мрачно спросил Леонард, но Веторио этой мрачности не почувствовал и беззаботно ответил, что не помнит.
— Он первый к тебе подошел?
— Кажется, да.
— О чем он спрашивал?
Веторио дожевал и улыбнулся.
— Как мое здоровье, как жена, как дети…
— Прекрати паясничать, — рявкнул Леонард, вцепился ему в кружевное жабо правой рукой и чуть не оторвал от пола, — отвечай, когда тебя спрашивают!
— Осторожней, господин барон, — Веторио еще не вырывался, но уже делал слабые попытки, — это неприлично, я все-таки король!
— Или ты сейчас же вспомнишь, о чем вы говорили, или я тебя придушу вот этой рукой!
Мне эта сцена ужасно не понравилась, и я сердито дернула Леонарда за рукав.
— Перестань!
Он разжал пальцы, но смотрел на Веторио по-прежнему разъяренно. Веторио прокашлялся и расправил свои кружева.
