Но потом, несколько недель спустя, когда мы гуляли втроем с Тедди, ты упала на гравийной дорожке и разбила колено. В порыве внезапного вдохновения я сбегала в дом и вернулась с ножом.
Тедди наблюдал за нами и не верил глазам своим, а я разрезала себе ладонь – быстро, чтобы не успеть испугаться, – а затем заставила тебя лежать спокойно, чтобы прижать ладонь к твоему разбитому колену и смешать кровь. Я до сих пор помню выражение твоего лица, хотя и не смогла его прочитать. Моя безумная настойчивость тебя напугала?
– Бет всегда говорила, что я люблю командовать, – призналась я Джеймсу.
– Наверное, она имела в виду, что ты смелая.
– Нет, – я покачала головой. – Я много чего боюсь.
Он приподнял брови в ожидании продолжения.
– Но я не трусиха. И никогда не была трусихой. Я бы себя возненавидела. Вот почему я смогла это сделать: взять и разрезать себе руку.
Джеймс на секунду задумался.
– Ты выяснила, почему Бет соврала тебе о Граале?
Это был странный вопрос, совершенно некстати и невпопад. Я не знаю ответа, и мне это не представляется важным.
– А как Тедди отнесся ко всему этому эпизоду? – спросил Джеймс, снова меняя тему.
– Он сказал, что мы не в своем уме.
– Я согласен с твоим братом.
Я улыбнулась. Как ни странно, но мне легче думать о Тедди, когда я с Джеймсом, чем когда я одна. Может быть, дело в том, что я не могу помочь Тедди (я отдала бы все что угодно, чтобы ему помочь; я отдала бы все что угодно, чтобы взять на себя часть его смерти, чтобы он был не совсем мертвым), но я могу помочь Джеймсу… Иногда заставить его рассмеяться, пусть даже мы частенько друг друга раздражаем.
А это уже что-то. Хотя я не знаю, печалит это меня или радует, или мне просто от этого неуютно. Как будто у меня в груди открытая рана.
По тому, как он рассказывает о своей невесте, видно, как сильно он ее любит – даже по тому, как он произносит ее имя – будто нежно держит губами хрупкие косточки маленькой птички и старается их не сломать. И мне интересно: ты сейчас чувствуешь себя так же? Сейчас, когда ты встретила своего единственного человека?
Где ты, Бет? Ты пишешь мне письма, но у меня ощущение, что за словами нет тебя. Джеймс говорит, что называет тебя воображаемой подругой, потому что тебя нет рядом и я могу представлять тебя как пожелаю. В моей голове ты можешь быть кем угодно. Но он не знает, что в половине случаев мне кажется, будто я воображаю даже его, даже себя.
Иной раз мне кажется, что ты единственный человек, который остается для меня реальным, несмотря даже на то, что ты так далеко. И меня пугает то, что ты ускользаешь.
В тот же день, позже
Я снова сажусь за письмо, а сейчас уже за полночь. Мне надо кое в чем тебе признаться, Бет. Я была не до конца честной. Я знаю, что меня злит.
Последние несколько вечеров я ничего не могу с этим поделать, или отмахнуться от этого, как всегда поступала раньше. У себя в голове я пытаюсь последовать за Тедди в эти последние мгновения. Я пытаюсь представить себе его страх. Пытаюсь думать о том же, о чем, наверное, думал и он, как будто единственное, что я сейчас могу для него сделать: испытать то же, что испытывал он, и почувствовать то же, что чувствовал он. Я знаю, ты скажешь, что это бессмысленно, потому что я никогда не узнаю, как все было на самом деле. Но это никак от меня не зависит.
Вот она, правда, которую я не хочу признавать: прошел год с гибели Тедди, и каждый день я чужая себе и становлюсь все более чужой. Думаю, я была не права, и я вовсе не Рапунцель, запертая в башне злой ведьмой. Думаю, я и есть ведьма. В эти минуты, когда я лежу без сна и не могу прекратить думать о последних мгновениях жизни Тедди, я превращаюсь в злющую ведьму, которой хочется посадить Гензеля, Гретель и всех славных невинных детишек в печь, чтобы они там сгорели. Когда я по-настоящему думаю о Тедди, когда я по-настоящему позволяю себе о нем думать, мне хочется есть людей заживо.
Вот и сейчас я не сплю, и сна ни в одном глазу, и родителей нет дома, и весь этот прекрасный пустой дом принадлежит только мне. И все, о чем я могу думать: что невеста Джеймса вообще не замечает его шрамов, в то время как я не могу их забыть. И даже он – даже мой друг – кажется мне невероятно везучим, и это приводит меня в ярость.
Несмотря на его смелость и все то, чем он пожертвовал ради великого блага, это он мог бы погибнуть, а Тедди мог бы остаться в живых. И тогда, как ни ужасно такое говорить, я была бы счастлива.
6 июня 1919 года
Бет, я не получала от тебя вестей с тех пор, как написала свое последнее письмо, и я понимаю почему.
Конкретно в этом письме я буду разумной, забавной и в хорошем настроении.
Вот кое-что совершенно очаровательное. Джеймс сделал мне сюрприз.
Я вернулась с работы в надежде получить письмо от тебя, но вместо этого нашла письмо от него, лежавшее со всеми другими письмами, в конверте с обратным адресом от «Королевского женского общества искательниц Грааля и их скромных друзей-мужчин».
Я с нетерпением вскрыла конверт.
Для тебя есть сюрприз. Ждет в домике. Приходи в любой вечер, как только сможешь выбраться.
Хотя мне очень хотелось пойти скорее, я не смогла выбраться до четверга, потому что у нас были гости. Я не предупредила Джеймса о том, что приду, но когда прибыла в районе девяти, у него горели свечи, как будто он меня ждал. Он с улыбкой открыл дверь и сказал, отвечая на мой озадаченный взгляд:
– Ни один человек или зверь в лесу не ходит так громко, как ты. Я тебе уже говорил.
Он взял бутылку вина, разлил по стаканам (теперь они у нас есть), а потом вывел меня на улицу, к боковой стене дома. Мы подошли к подножию лестницы и молча застыли на месте.
– Давай, я тебе помогу, – сказал он.
Я посмотрела вверх.
– На крышу?
Он кивнул.
Я отмахнулась от его помощи.
– Я вполне в состоянии взобраться по лестнице. – Я начала подниматься первой. – И что там на крыше?
– Поднимись и увидишь.
– Она обвалится.
– Не обвалится. Честное слово.
Я выбралась на крышу. Луна, стоявшая над лесом, была огромной и полной. Я с опаской продвинулась дальше, но крыша подо мной была вполне прочной.
– Ты закончил, – сказала я.
– Да.
– Прекрасно, – сказала я и добавила: – Передай мне вино.
Он забрался на крышу и сел рядом со мной, положив бутылку мне на колени.
Пару минут мы сидели молча, пили вино и рассматривали наше королевство – такое, какое есть.
– У тебя получилось. Ты отремонтировал дом, который не поддавался ремонту.
