– Я о ней позабочусь и буду хранить как зеницу ока, – ответила я.
Я сижу уже час и не могу заставить себя написать остальное. Может быть, я и не хочу ничего объяснять, оправдывать себя или его. Мы не влюблены, это я знаю точно. Но мы любим друг друга.
Единственное, что я могу сказать: война изменила нас, Бет. Мы хотим всего и сразу. Мы знаем, что жизнь мимолетна и нужно брать от нее по возможности больше. Я не знаю, как еще объяснить все, что было между нами. Как мы вдвоем ремонтировали домик в лесу. Как знакомство с Джеймсом помогло мне «отпустить» Тедди. И что произошло между нами в ту последнюю ночь в лесном домике. Наверное, мы просто хотели жить на всю катушку, и какое-то время казалось, что мы так и делаем. А теперь он уехал на поиски своей мечты. А я ни о чем не жалею, хотя, может быть, и должна бы жалеть.
Итак, вот она я. Сейчас я почти не сплю. Живот растет, но он еще не такой большой, чтобы его нельзя было спрятать. Ребенок шевелится – время от времени я ощущаю движения, но когда кладу руку на живот, они прекращаются. Это трудно представить. Поверить, что там внутри – маленький человечек.
Осталось сказать тебе только две вещи. И, возможно, они потрясут тебя больше, чем все остальное.
Я все думаю о своих переломах, когда я в детстве упала с амбара. Если ты помнишь, помимо прочих, у меня был перелом крестца. Теперь мысль о нем не дает мне покоя. Что, если я не смогу разродиться? Я даже не знаю, за кого боюсь больше: за ребенка или за себя. Я знаю только, что я хочу, чтобы ты была рядом.
И тут мы подходим к последнему, что я собиралась тебе рассказать. Думаю, потрясение будет уже не таким сильным, если ты обратишь внимание на почтовый штемпель. Я собираюсь отправить это письмо во время нашей следующей остановки, и, может быть, ты уже поняла, что я пишу с корабля. Я не сообщала тебе о приезде, пока не села на корабль, потому что мне не хотелось лгать дважды. Мне хотелось удостовериться, что теперь у меня получится.
Я пишу под непрестанный баюкающий ритм океана. И я с удивлением поняла, что это не так уж и страшно. На самом деле совсем не страшно.
Я уже все распланировала. Когда я сойду с корабля в Нью-Йорке, я знаю, как мне добраться до Уичито на поезде. Я знаю твой адрес; это была твоя первая ошибка. Теперь тебе от меня не скрыться.
Родителей, разумеется, не обрадовало мое решение, но они не смогли меня остановить. А ребенок – это мой секрет. Наш с тобой. Когда малыш родится, это изменит всю мою жизнь, я хочу быть с тобой, когда все случится.
Джеймс был прав, когда говорил, что наша дружба – штука запутанная и сложная, но я люблю тебя, Бет. Люблю больше всех на свете.
Завтра мы прибываем в Шербур, и там я отправлю это письмо.
С любовью,
Кэтрин. Часть II
3 августа 1934 года
Дорогой Эллис, мы уехали из Ханаана всего три дня назад, а уже кажется, что я отдала бы все что угодно, чтобы снова увидеть наш засохший сад или как Галапагоса тянет шею и ползет ко мне через двор.
Мы разбили лагерь в лесу на окраине городка под названием Боннер-Спрингс неподалеку от Канзас-Сити (где я надеюсь отправить это письмо), вдали от дороги, поэтому нас никто не увидит. У нас есть немного хлеба, кусочек вяленого мяса, две картофелины и два доллара. И одно на двоих шерстяное одеяло, которое Бизи вечно отбирает у меня во сне. Завтра мы пойдем в город. Надеюсь, нам удастся поймать попутную машину.
Мы едем в Нью-Йорк.
Я знаю, что первым делом должна перед тобой извиниться. Мне жаль, что я не сумела заставить себя попрощаться с тобой. Я знаю, что мы сбежали из Ханаана, как воришки в ночи. Я и представить себе не могла, что из нас двоих это именно я тебя брошу, а не наоборот. Я надеюсь, однажды ты сможешь понять, что мне понадобилась вся моя храбрость, чтобы просто уйти, не сказав тебе, что ухожу.
В первый день нам повезло: сразу от Ханаана нас подвезла богатая пара на новеньком «Бьюике». Потом были еще две попутки, и мы много часов шли пешком, поэтому и одолели такой долгий путь. Мне никогда не забыть потрясения, которое я испытала в то первое утро.
Я смотрела в окно машины, и мое сердце обливалось кровью. Город за городом, миля за милей, мы проезжали мимо покинутых и опустевших участков: земля словно раздетая – голая и пересохшая, – унесенная ветром, совершенно безликая, как сердце пустыни. Мама всегда говорила, что когда она только приехала в Канзас, все, что можно было увидеть впереди, были высокие травы и птицы.
Поездка была медленной и опасной, наносы пыли во многих местах покрывали дорогу, грязь толстой коркой ложилась на лобовое стекло. Временами водителю приходилось высовывать голову из окна, чтобы просто видеть дорогу. Но нам повезло: мы не раз проезжали мимо людей, которые застряли в пути, у них в машинах замкнуло электропроводку, или же они просто увязли в пыли.
Мне всегда представлялось, что Ханаан был эпицентром бурь. Но проехав многие мили, я поняла, что мы были всего лишь песчинкой в пустыне потерь. Эллис, многие говорят, что это мы разорили землю и довели ее до такого плачевного состояния. Если это правда, то откуда у нас такая способность к разрушению? И сможем ли мы все исправить?
Я не знаю, что заставило меня направиться на восток, а не на запад, когда я упаковала наши немногочисленные пожитки, подняла Бизи с постели и потихонечку вынесла ее из дома, – я не знаю, почему встала ловить машину именно с той стороны дороги, а не с другой. Мне нравится думать, что это какой-то внутренний компас, подсказывающий направление. Но, скорее всего, это был просто минутный порыв, никак не связанный с выбором правильного пути.
Все время, пока я стояла на пыльной обочине, меня подмывало вернуться. И я чуть было не развернулась и не поплелась назад в дом, уже чувствуя поражение.
Но тут вдалеке появился «Бьюик» и остановился, поравнявшись с нами.
И через пару минут мы уехали.
Бизи не простила меня за то, что я ее увезла. Вначале она была слишком сонной и не понимала, что происходит. А теперь она не понимает, что у меня не было выбора. Наверное, вы с мамой тоже не понимаете.
Сегодня утром мы слышали, что конец света в Канзасе все-таки не наступил, но до этого было недалеко: прошлой ночью грянула такая буря – всем бурям буря. Говорят, пыль поднялась в воздух на десять тысяч футов и простерлась до самого Нью-Йорка и на три сотни миль в океан, осыпав корабли в открытом море. Здесь мы видели только, как пыльная дымка закрыла солнце.
Единственное, что придает мне сил идти дальше, это надежда, что Бизи станет лучше, и что в Канзасе все станет лучше, и я смогу вернуться к тебе. Хотя я не знаю, вернусь или нет, и не знаю, будешь ли ты меня ждать.
Я надеюсь, ты нашел письмо, которое я оставила у твоей двери. Его написала Ленор нашей маме. Надеюсь, оно объяснит кое-что из того, что я не успела тебе объяснить до отъезда. Есть и другие письма, но их Ленор писала маме еще до того, как я родилась, и эти письма я оставила ей. Оставила их на кухонном столе и, немного подумав, оставила и свой дневник. Сейчас мама уже наверняка его прочитала. Теперь она знает о нас. Надеюсь, у тебя не будет проблем. Но я больше не хочу никаких секретов.
