На этот раз, когда меня обгоняли дети на велосипедах, гордо подмигивая мне, я им махала рукой и поднимала вверх большой палец. С нежностью задерживала взгляд на немолодых парах, прогуливающихся за ручку, – так могли бы гулять мои родители. Еще я думала о скорой встрече за ужином с Кати и Матье, теперь уж я не буду оглушать себя крепким алкоголем и примитивными танцами, стремясь забыть, что ошиблась дорогой. Жизнь в Париже казалась мне совсем далекой, а ведь я оставила ее только сегодня утром.
Дело было не в Париже, любой другой большой город мог бы стать сценой моих заблуждений. Сцена – подходящее слово, потому что я много лет подряд играла роль. Огюст пытался подсказать мне это, и я, пробегая под вековыми деревьями, наконец-то поняла смысл его слов. Да, я играла разные роли: роль девушки, пережившей без особых последствий самоубийство родителей, стереотипную роль балерины – любовницы женатого мужчины, роль слегка инфантильной учительницы танцев, тушующейся перед партнерами и отказывающейся выдвигать собственные пожелания, поскольку вбила себе в голову, будто главная задача – быть вместе с коллегами, уживаться с ними.
Я полагала, что нужно дождаться, когда я снова смогу танцевать, чтобы вновь обрести себя, но в действительности это оказалось неправдой. Я начала обретать себя как раз таки после травмы. Можно предположить, что вина за падение лежит на моем подсознании. В тот вечер мне было слишком плохо, я чувствовала себя не на своем месте и кем угодно, только не самой собой. А после разрыва связок я избавилась от всех наносных слоев, от всех своих театральных костюмов и образов. Париж. Танцевальная школа. Бертий и Сандро. Эмерик. Тут я заметила, что больше не бегу. Я замедлила бег, сама того не желая, и теперь шла в удобном для себя темпе. Отныне никто и ничто не помешает мне прислушиваться к себе.
На обратном пути в “Бастиду” я была словно в дурмане, чувствовала себя сменившей кожу и удивительным образом умиротворенной тем, что только что поняла и решила. Невзирая на массу неизвестных, я знала, в каком направлении хочу двигаться, и была твердо намерена не возвращаться назад. Многое из упущенного уже не вернуть, однако я еще могла вернуть свою жизнь. Только от меня зависит, сделаю ли я ее более красивой, более искренней.
Элиас был в “Бастиде”. В животе завязался тугой узел, ноги задрожали – так бывало всякий раз, когда я знала, что он где-то рядом, но лишь совсем недавно я позволила себе это осознать. Как же странно все вышло: жизнь застала меня врасплох, и я подчинилась воле случая, организовавшего для меня встречу.
Эмоции зашкаливали, поэтому я направилась к дому, не пытаясь пока что встретиться с Элиасом. Он окликнул меня, когда я открывала дверь:
– Ортанс?
Я обернулась. Он стоял в нескольких метрах от меня, в своем обычном рабочем виде: обнаженный торс, джинсы, поношенные кроссовки. Меня бросило в жар.
– Все в порядке?
– Да-да, – ответила я, слегка оглушенная.
– Ладно, тем лучше… Тогда я вернусь к ремонту. Он быстро продвигается.
– Ой, супер, спасибо, – ответила я, все еще не придя в себя.
Его взгляд неожиданно посерьезнел, и я решила, что он сейчас что-то скажет – возможно, объявит о своем отъезде, – но ничего не произошло, и после недолгого молчания он развернулся и быстро ушел. Я бросилась вдогонку и подбежала, когда он уже был практически на месте.
– Элиас!
Он резко обернулся:
– Да!
Я преодолела последний шаг, разделявший нас.
– Сегодня вечером придут Кати и Матье. Поужинаете с нами?
Я ничем не рисковала – Матье он очень нравится, Кати любит всех, а когда она готовит на троих, на четверых хватает с избытком. Что до меня, то я очень хотела, чтобы он к нам присоединился. Элиас опустил глаза, и от его молчания мне стало не по себе.
– Может, у вас уже что-то намечено? – прошептала я.
Его лицо осветилось лукавой улыбкой.
– Ну да, у меня здесь столько знакомых… Просто мне бы не хотелось навязываться, у меня такое впечатление, что с момента своего приезда я только и делаю, что захватываю ваше жизненное пространство, а так не годится…
Он начал захлопывать створки своей раковины, я не могла этого допустить. Надо больше узнать о нем и извлечь пользу из того немногого, что мне известно. Я заглянула ему в глаза и пошла ва-банк:
– А если я скажу, что хочу, чтобы вы были с нами?..
– Я отвечу, что тоже хочу этого.
– Тогда вопрос решен, – весело сказала я.
Я попятилась, не отрывая от него взгляда:
– Не работайте допоздна.
– До скорого…
Я ушла, легко ступая по садовой дорожке. Но, едва войдя в дом, зажала ладонью рот, чтобы сдержать избыток чувств, кровь в висках стучала быстро-быстро. Получается, я вновь стала собой, и потому мне удалось посмотреть на Элиаса и увидеть его, сделать шаг ему навстречу. И наверное, по той же причине он первым сумел действительно затронуть глубины моей души.
Я заперлась в комнате родителей и просидела там до вечера. На меня и так уже обрушилось множество откровений, но я знала, что должна раз и навсегда осознать и принять их отсутствие. Я ступила на этот путь, когда приехала и поняла, что обязана взять “Бастиду” под свой контроль, что она не может оставаться исключительно домом моих родителей. Теперь я займусь их комнатой и тем самым превращу родительскую усадьбу в свой дом. Да, конечно, это дом, в котором я выросла, но сегодня он должен стать тем, где я, быть может, останусь жить. Я открыла окно и села на кровать, рассеянно поглаживая стеганую поверхность покрывала, запоминая каждую деталь, все пережитое, что было связано с этим местом. Еще немного, и я все здесь переделаю, чтобы избавиться от последнего барьера, мешающего мне двигаться вперед. Их комната превратится в мой кабинет.
Я потеряла представление о времени, когда открыла шкаф и стала вынимать из него все вещи подряд.
В начале вечера, ближе к семи, вдали послышался голос Элиаса, он с кем-то разговаривал, наверняка с нашими гостями. Я перестала разбирать вещи и упала на кровать, чтобы разрешить себе помечтать. С Эмериком я такого никогда не проделывала. Да, я лежала и мечтала о том, как Элиас останется, как он будет жить здесь и со мной. Одновременно я посмеивалась над своим превращением в сентиментальную девочку-подростка. Он позвал меня, и я встала с постели. Голова слегка кружилась. Я подошла к входу, где он, как я и предполагала, стоял с приехавшими накануне клиентами. Он улыбнулся, не отводя от меня глаз.
– Оставляю вас с Ортанс. Хорошего вечера.
Пара горячо поблагодарила его за прием: как я погляжу, он умеет покорять людей своей сдержанностью и приветливостью. Покончив с благодарностями, гости повернулись ко мне. Совершенно не знаю, о чем я им рассказывала, но, судя по всему, им это нравилось. Я же следила за Элиасом, который поднимался к себе в комнату. Я извлекла из недр памяти маршрут до ресторана в Руссильоне, где они заказали столик. После чего они тоже ушли. Пора было готовиться к приезду Кати, Матье и Макса, а ведь я о них едва не забыла. Я заперлась в ванной и долго стояла под прохладным душем. Затем надела длинное платье с открытыми плечами, которое носила только здесь, и сандалии. Не стала сушить волосы, а лишь вытерла их полотенцем, причесала щеткой и позволила дальше жить своей жизнью, хоть и подозревала, что скоро они начнут торчать как попало. Удовольствовалась штрихом карандаша на веках и тушью, а больше краситься не стала – хотела оставаться естественной. И в этот момент я знала, что думаю только о себе, а не стремлюсь понравиться Элиасу – в любом случае у меня не было ни малейшей идеи насчет того, что именно ему нравится, – или играть какую-то роль. С неустанной битвой за соблазнительность покончено. Хочу всегда оставаться такой, какая я есть. Отныне я нуждалась только в этом – жить сообразно собственным представлениям, вести себя и поступать естественно, а не адаптироваться к пожеланиям окружающих. Я покинула свое убежище и отправилась на кухню готовить вино и закуски для аперитива.
