Книга Однажды я станцую для тебя, страница 70. Автор книги Аньес Мартен-Люган

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Однажды я станцую для тебя»

Cтраница 70

– Элиас?

– Да…

– Отведешь меня в танцевальный зал?

– Когда скажешь…

– Сейчас!

Я повернулась к нему и поцеловала. Потом поднялась и стала рыться в шкафу. Вытащила короткие легинсы и боди. Собираясь, я слышала шорох одежды, которую надевал Элиас. Когда мы были готовы, я попросила его подождать пару минут и побежала в ванную за бинтом. Потом вернулась в комнату и тщательно забинтовала щиколотку, а он сосредоточенно и внимательно наблюдал за моими действиями.

– Только для твоего спокойствия, – заметил он.

Элиас протянул мне руку, я молча взяла ее, и мы отправились в танцевальный зал. Как же я волновалась – я снова буду танцевать! – и было страшно, что у меня ничего не получится, что танец покинул меня, ведь столько всего изменилось с тех пор, как я сделала последние балетные движения. А еще я думала о папе, о его любви ко мне, здесь раньше все было пронизано его духом. Не исчезло ли все это после того, как папино место в зале занял другой человек? Я не жалела о том, что поручила ремонт Элиасу. В особенности в последние часы и даже дни. По моим ощущениям, это было настоящим озарением, когда мне пришло в голову, что даже если Элиас в конце концов уйдет и мы не сможем проделать часть пути вместе, все равно именно он должен возродить этот зал. Я ушла в свои мысли, и тут он вдруг резко остановился на полпути. Я беззвучно спросила его, в чем дело. Его лицо было напряженным.

– Ортанс, пожалуйста, скажи мне, если тебя что-то не устроит, если ты захочешь, чтобы я переделал какие-то вещи.

– С какой стати меня что-то не устроит?

– Надеюсь, ты права…

Когда мы были в трех метрах от застекленной стены, я предложила:

– Давай ты закроешь мне глаза и проводишь внутрь?

Он усмехнулся, просьба его позабавила. Стоя за моей спиной, он осторожно приложил ладони к моему лицу, чтобы я ничего не видела, и медленно, шаг за шагом, повел меня к двери. Я охотно подчинялась, полная доверия и без малейшей опаски. Перед порогом он шепнул мне, что надо поднять ногу. И вот я вошла в зал. Мы сделали вместе еще несколько шагов, и я поняла, что он направляет меня к центру помещения. К горлу подкатил комок, я вспомнила родителей. Как бы они к этому отнеслись? Я дрожала словно осиновый лист. Здесь пахло, как раньше, но добавились легкие штрихи свежей краски, ушел запах пыли, зато заметнее стал успокаивающий аромат старого камня с явственно ощутимыми нотками свежей зелени. Как ему это удалось?

– Я все время работал с открытыми окнами, – тихо сказал он, словно отвечая на незаданный вопрос.

Я схватила его ладони:

– Спасибо.

Он отвел руки от моего лица, но я не поднимала ресницы и только почувствовала, что Элиас отошел от меня. Я подождала еще, чтобы немного успокоиться. Веки дрогнули, и я увидела себя в большом зеркале. Я была не похожа на ту, чье отражение появилось в нем, когда я вошла сюда пару месяцев назад вместе с Кати. Я была бодрее, лучше выглядела, больше не прятала глаза, в них появилась решительность. В зеркале отражался и маленький рай, подаренный мне папой. Стены были отремонтированы, стали белыми и излучали свет, паркетный пол сиял, но не скользил – это угадывалось, так что я могла не опасаться, что упаду. Я подняла голову – балки были выкрашены так же, как их изначально выкрасил папа. Однако мы с Элиасом этот вопрос больше не обсуждали, он все решал сам. Я повернулась к противоположной стене – там были развешаны фотографии. Охваченная волнением, я подошла ближе. После смерти родителей я сняла их и в приступе ярости засунула в шкаф. Теперь на стене висели мои снимки с Кати, сделанные прямо здесь, в зале, или на спектаклях в наши лицейские времена, фотографии с моих просмотров и конкурсов, фото номеров с моим участием, занятий в школе Огюста, с Бертий и Сандро, фото, запечатлевшие открытие танцевальной школы и первые летние курсы в “Бастиде”, когда мои родители еще были живы. Был один снимок папы с мамой – он держит кларнет, а она смотрит на него с восторгом и любовью.

Я повернулась к Элиасу: стоя возле стеклянной стены, он наблюдал за мной. Я молча, едва шевеля губами, спросила его, почему он сделал это. Он как будто огорчился.

– Мне пришлось освободить шкаф, а чтобы ошкурить стены, я вытащил гвозди… Потом я сказал себе, что ты, возможно, захочешь, чтобы фотографии вернулись на свое место…

Он замолчал, увидев, что я бегу к нему, я повисла у него на шее и сжала его крепко-крепко, пыталась смять в объятиях, втянуть его в себя, чтобы мы стали единым целым навсегда. Его способность мгновенно взволновать меня, затронуть за живое, сбивала с толку, казалась мне нереальной.

– Спасибо, ты даже не представляешь себе, что сделал… Ты вернул залу его душу. Теперь здесь все озарилось светом.

Я чуть отодвинулась и прижала ладони к его щекам, мои глаза были полны слез, и мне пришлось взять себя в руки.

– Элиас, есть слова, которые я бы хотела тебе сказать, для них еще не пришло время, они еще слишком сильные, но я клянусь тебе, они живут во мне…

– Не говори ничего… Сохрани их пока для себя… Я не готов их услышать.

На его лице промелькнуло сомнение, он боялся, я боялась тоже… Я поцеловала его, но он быстро прервал наш поцелуй.

– А теперь я оставлю тебя одну.

Он был прав, нельзя все смешивать, я должна закончить начатое.

– Да… так будет лучше. Однажды я станцую для тебя, но не сейчас.

– Нам некуда торопиться, и, как мне кажется, тебе нужно танцевать для себя, а не для кого-то другого, не важно, впрочем, кто это будет…

Как это у него получается, откуда он так хорошо знает меня?

– Спасибо…

Он просиял, отступил на несколько шагов, он был рад за меня, не ждал ничего взамен, а мое счастье дарило ему радость.

– До скорого…

Он исчез, и я осталась лицом к лицу с самой собой. Сейчас я вернусь к танцам, вернусь к своей страстной любви, к своему искусству, не даря его в первое время никому, не стремясь что бы то ни было доказать, разве что себе. Несмотря на нестерпимое желание высвободить тело и эмоции, я сдержалась и приступила к строгому, четкому, методичному и постепенному разогреву. Проделав необходимые упражнения, я через полчаса смогла даже завершить их полным шпагатом. Я любила этот жар, заливающий бедра, подступающая боль была благодатной, доставляла удовольствие, и я мысленно послала безумному профессору свои глубокие извинения.

Да, иногда боль полезна, спасительна. Наконец-то я почувствовала себя живой. Теперь я готова. Не беспокоясь о том, что кого-то потревожу, я включила музыку на большую громкость. Стала перед зеркалом. Втянула воздух до самого донышка легких. Отдалась на волю импровизации, сделала первый шаг и с этой минуты утратила представление о времени, унеслась далеко, очень далеко. Я танцевала и танцевала, позволяя рукам и ногам двигаться широко и с размахом, я делала прыжки, максимально выгибалась, держась руками за станок, даже выполнила несколько маленьких пируэтов, следя за тем, чтобы не перестараться. Я вновь обретала уверенность, вдыхала запах танцевального пола, ласкала его грациозными движениями, надеясь, что они действительно грациозные. Мне дышалось так хорошо, обычная после долгого бездействия одышка не беспокоила меня, я принимала ее не просто терпеливо, но даже с удовольствием. Мое тело жило, источало здоровый пот, это был пот физического усилия, удовольствия, адреналина, который придавал мне бодрости.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация