Барни Росс одним из немногих в истории бокса побывал чемпионом в трех весовых категориях: легкой, первой полусредней и полусредней. История о том, как робкий сын раввина превратился в могучего чемпиона, поразила меня до глубины души. Ее иллюстрировала большая, на целую страницу фотография, запечатлевшая Барни Росса в боевой стойке со сжатыми кулаками; наклонив голову чуть вперед, он сиял в объектив черной, гладко зачесанной шевелюрой. Я аккуратно вырвал фотографию из журнала и повесил ее на стену, чтобы смотреть на нее и вдохновляться. Неблих, решил я, все равно ничего не заметит.
Потом я нарисовал портрет своего нового героя. Лицо у него было угловатое, с крупными, красивыми чертами, глаза смотрели жестко и решительно – я впервые попытался передать в рисунке такое выражение глаз. Чем дольше я всматривался в его лицо, тем яснее видел в нем гордость, решительность и страсть. Он был совсем не похож на добродушного, улыбчивого Макса. Бокс был для него чем-то гораздо бо́льшим, чем просто спорт; он дрался за свою жизнь и ради своей семьи. Закончив портрет, я сразу принялся набрасывать начало комикса про Барни Росса. В отличие от Джо Палуки или придуманного мной Дэнни Дукса, Барни Росс существовал на самом деле и, казалось, самим своим существованием защищал всех евреев на свете. Если у Барни Росса это получилось, значит, могло получиться и у меня.
Статья про Барни Росса была опубликована в журнале в преддверии боя, назначенного на май 1935 года, в котором он должен был сойтись с одним из главных своих соперников Джимми Макларнином. Я сообразил, что бой уже состоялся, но о его результате в одолженных у Неблиха журналах ничего не было. А я просто обязан был узнать, кто победил. На следующий день в раздевалке клуба я пролистал все последние выпуски спортивных журналов и газет, но про бой между Россом и Макларнином снова ничего не нашел. А что, если Барни Росс проиграл? Вдруг его поражение станет дурным предзнаменованием для всех евреев?
Расспрашивать товарищей по клубу было нельзя – я боялся, как бы интерес к Россу не выдал мое еврейское происхождение. Но, к счастью, члены клуба сами любили поболтать о боксе. В тот день Воржик, Вилли и Йохан обсуждали восходящую звезду по имени Джо Луис.
– Я тебе говорю, он отберет пояс у Джимми Брэддока. Максу за ним не поспеть, – заявил Воржик.
– Чтобы негр стал чемпионом? – сказал Вилли. – Да никогда в жизни.
– Как это никогда? – возразил Йохан. – А Джек Джонсон? Помнишь такого?
– Ему случайно повезло, – сказал Вилли. – А так у негров мозгов маловато, чтобы чемпионами быть.
– Я тебе говорю, у этого Луиса и мозгов, и силы достаточно, чтобы кого угодно побить. Хотя по мне, лучше бы не он, а Макс с Брэддоком подрался.
– Я видел в кино, каков Луис в деле, – сказал Вилли. – Прет напролом, никакой тебе стратегии. Негры – они от животных не далеко ушли. Если выпустить негра против думающего боксера вроде Макса, у него вообще никаких шансов не будет.
– А как же Генри Джонсон? – спросил Воржик. – Он негр, и при этом очень техничный. Все говорят, он запросто может отобрать титул у Барни Росса.
Услышав имя своего героя, я насторожился.
– Росс – слабак, – сказал Вилли.
– И это после того, что он сделал с Макларнином? – удивился Йохан.
– Макларнин тоже слабак.
– По-твоему выходит, все слабаки.
– Чем там у Росса с Макларнином кончилось? – спросил я; сдерживаться дальше было выше моих сил.
Воржик поморщился – ему не понравилось, что я влез в разговор.
– Росс ему здорово навалял, – сказал Воржик и поджег потухший окурок сигары.
– Они оба слабаки, – сказал Вилли.
– А по-моему, во всем мире нет боксера лучше Росса, – заявил Йохан.
– Выступай моя мать в его весе, она бы и то с ним справилась, – не согласился с ним Вилли.
– Она не в его весе, – сказал Воржик. – Самое меньшее – в среднем.
– Думай, что о моей матери говоришь.
– Ты сам первый ее приплел.
– Все равно, лучше тебе ее не трогать, – сказал Вилли.
– Со средним весом ты загнул. Полусредний – это как раз ее, – высказал свои соображения Йохан.
– Чтоб о матери ни слова больше! – Вилли начал выходить из себя.
Я отошел, довольный услышанным. Росс выиграл бой у Макларнина и отобрал у него чемпионский титул. Если сын раввина теперь чемпион, может, не так все у евреев и плохо?
Штерн протии Штрассера
Вечером накануне моего первого боя отец послал меня отнести клиенту посылку, и домой я вернулся уже в ночи. Я поднялся до третьего этажа по нашей неосвещенной лестнице, когда из густой тени кто-то выступил мне навстречу и схватил за руку. Я инстинктивно отпрянул и сжал кулаки.
– Что за…
– Тс-с, – прошептала мне на ухо Грета и потащила меня в самый темный угол лестничной площадки.
После первого поцелуя в подвале мы строго следовали правилу в стенах нашего дома не разговаривать и не приближаться друг к другу. Теперь от осознания того, что мы с Гретой оказались наедине, у меня бешено колотилось сердце.
– Что ты делаешь? – спросил я.
– Хотела пожелать тебе завтра удачи, – ответила она и чмокнула меня в щеку.
– Я думал, тебе бокс до лампочки.
– Так и есть. Но я не хочу, чтобы тебя покалечили.
– Не покалечат.
– На, держи.
Она вложила мне в ладонь небольшой предмет. Ощупав его, я узнал подвеску в виде четырехлистного клевера, которую Грета обычно носила на шее.
– Засунь ее в носок. Она принесет тебе удачу.
– Danke
[33].
– И не позволяй противнику бить тебя по губам.
– Грета? – раздался голос из-за приоткрытой двери ее квартиры.
Она шаловливо прижала мне к губам указательный палец, крепко меня поцеловала и скользнула в дверь.
На следующее утро, одеваясь, я сунул подвеску за резинку носка. Оттого, что она касалась моей щиколотки, я странным образом чувствовал себя гораздо увереннее и решительнее – так, словно Грета была рядом и подбадривала меня.
Макс много бывал за границей, по большей части в Америке, центре мирового бокса. «Все хотят драться в США, – объяснял он. – Я там за один бой могу заработать больше, чем за десять в Европе». Так вышло, что и в день моего первого турнирного выступления он был в Нью-Йорке.
