– С удовольствием влеплю тебе «сердечную» пощечину.
– Спустя несколько неудачных попыток удалось выяснить примерную численность семей, участвовавших в судах над ведьмами. Мои усилия показали, что большое число смертей происходило в те годы, когда в городе увеличивалось количество потомков ведьм. Что более важно, в это время в Салеме присутствовали потомки каждой главной семьи ведьм. А в те годы, когда такого не было, сохранялось существующее положение вещей.
– То есть проклятие как-то связано с количеством наследников ведьм в Салеме? Я не понимаю…
– Выглядит так, будто смерти начинаются, когда достигается критическое число, – говорит он.
– Элайджа! Что это значит?
– Имей терпение, Саманта.
Самонадеянный ты сукин сын!
– По крайней мере, один потомок каждой главной семьи, принявшей участие в судах, должен присутствовать в Салеме. Когда это условие выполняется, начинаются смерти.
Мысли мои сразу же обращаются к отцу.
– А сейчас? В Салеме есть потомки каждой семьи?
– Да.
– Уверен? – У меня желудок скручивается в узел.
– Да, абсолютно.
Во рту пересыхает. Я знаю, каким будет ответ на очередной вопрос, но, как мотылек, летящий на пламя, вынуждена задать его:
– Уже были смерти?
– Семь. Все произошли с тех пор, как ты сюда переехала. Ты была единственным недостающим звеном.
И прадедушка Джона был одним из умерших.
– Семь? Может, это все?
– Маловероятно, если сравнивать с результатом предыдущих лет. Если бы пришлось гадать, я бы сказал, что худшее впереди.
Мне трудно дышать. Я смотрю на бумаги в руках Элайджи, пытаясь найти, сколько людей умерло в прошлые годы. Но когда вижу, что в предыдущем году насчитывалось двадцать пять смертей, жалею, что вообще посмотрела. Пожалуйста, пусть папа не будет в их числе. Пожалуйста!
– Итак, значит, это определенно проклятие. Ты же понимаешь, да? – Начинаю мерить шагами комнату.
Мы перевезли отца из Нью-Йорка поближе к Салему. От этого не станет хуже? Возможно ли отправить его обратно?
– Я не знаю.
– Но признаешь, что это больше, чем простое совпадение?
– Это необычно, соглашусь.
– Как ты можешь оставаться таким спокойным?
– Я уже мертв.
Глава 21
Ты никогда не останешься одна
Палата десять-двадцать-семь там, – говорит медсестра и указывает в сторону коридора.
Я срываюсь с места, не дожидаясь, пока она закончит предложение. Удивленный посетитель отскакивает с моего пути, ноги звучно топают по плитке коридора. Я распахиваю дверь палаты и наконец выдыхаю. Лицо папы оплетено трубками, но я к этому привыкла. Отец аккуратно укрыт одеялом. По сравнению с прошлой больницей постельное белье здесь другого оттенка – синего. Я касаюсь его руки, той, к которой не подключен аппарат искусственной вентиляции и кардиомонитор.
Вивиан, цокая каблуками, проходит в палату и закрывает за собой дверь.
– Ты едва не сбила бедного мужчину с ног.
– Ага, – невнятно отзываюсь я.
Я сижу на кровати папы и держу его за руку. Недолго думая, обвожу шрам от ожога на указательном пальце. Он такой же, как прежде. Разглядываю полосы седины на его висках. Может, немного похудел с прошлого раза, но в остальном почти не изменился.
– Мы переехали в Салем, – говорю я. – После всех лет, когда я надоедала тебе, умоляя свозить туда, мы живем в бабушкином доме. Он огромный. Поверить не могу, что ты вырос в подобном месте. Я потерялась, пытаясь отыскать ванную… Я заняла твою детскую комнату. Хотя мебель там теперь другая. Миссис Мэривезер навела там для меня порядок. Она рассказала, что в детстве вы были лучшими друзьями. – Я смеюсь. – Ты мне никогда о ней не рассказывал. Миссис Мэривезер классная. И божечки, ее стряпня – нечто невероятное!
Я рассматриваю его ладонь.
– Когда проснешься, может быть, ты расскажешь мне о бабушке… – Я резко замолкаю.
Раздается писк сигнала тревоги кардиомонитора.
– Почему он сработал? – спрашиваю я Вивиан.
Она подходит ближе, изучает жизненные показатели на экране и качает головой:
– Ты не сбила датчик с его пальца?
– Нет!
Я кидаюсь к выходу, но когда оказываюсь у двери, в палату входит медсестра. Она проверяет у отца пульс и нажимает кнопку интеркома.
– Два человека в десять-двадцать-семь, срочно.
– Что-то не так? Что случилось? – У меня трясутся руки.
Входят два мужчины в медицинской одежде.
– Мне придется попросить вас покинуть палату, – говорит один из них.
– Идем, Сэм. Пусть они выполняют свою работу, – просит Вивиан, направляясь к двери.
– Нет! – кричу я. Сердцебиение на экране тянется прямой линией. – Папочка! Пожалуйста. Ты не можешь. Я не понимаю… Пожалуйста, папа. Ты мне нужен!
Один из медбратьев перехватывает меня у самой кровати. Медсестра достает набор дефибрилляторов, расстегивает рубаху отца.
– Все в порядке, – уверяет меня медбрат. – Пойдемте, я выведу вас отсюда.
Я не могу дышать. Стараюсь, но из горла вырываются только хрипы. Палата кружится перед глазами. Медбрат отводит меня к стулу в коридоре.
– Дыши, Сэм, – говорит Вивиан.
Я едва ее слышу. Этого не может быть на самом деле. Папа не может умереть. Текут минуты. Не знаю, сколько уже прошло. Я закрываю глаза и пытаюсь дышать.
Я подтягиваю колени к груди, прижимаясь спиной к холодным ступенькам крыльца нашей многоэтажки, перед которым тормозит рабочий автомобиль отца.
– Сэм? – Папа даже не благодарит водителя и не прощается с ним, как делает всегда. Он знает, почему я сижу на улице в темноте у перил.
– Мне отрезали косичку. – Поднимаю несколько неровных прядей волос, висящих над плечом.
Папа садится рядом со мной и выдавливает улыбку.
– Просто они знают, как прекрасно ты выглядишь с короткими волосами.
Губы трясутся, когда я вытаскиваю из-за спины вторую, длинную косичку, чтобы показать весь ужас ситуации.
– Они смеялись. – Несколько слезинок стекает по щекам.
Отец берет меня за руку и легко поднимает с насиженного места.
– Идем.
Позволяю отвести себя в освещенный вестибюль с огромной люстрой. Папа сразу же устремляется к столу швейцара и хватает ножницы. Ни секунды не сомневаясь, он отрезает большой клок своих черных волос прямо на самом видном месте.
