Я так шокирована, что даже перестаю плакать.
– Вот так. Теперь мы одинаковые. Ты никогда не останешься одна, Саманта. Пока я есть в этом мире, я буду с тобой. Как я всегда тебе говорю?
– Упади семь раз, поднимись в восьмой.
– И что ты сделаешь?
– Поднимусь.
– Моя девочка. А теперь пойдем и покажем Вивиан наши новые стрижки. Может, она тоже такую захочет.
Не могу не рассмеяться. Даже мысль о том, чтобы Вивиан обрезала себе волосы, смехотворна. Я прижимаюсь к боку отца, и он обнимает меня, пока мы ждем лифт.
Из палаты отца выходит медсестра и направляется к Вивиан.
– Его состояние стабилизировалось, – говорит она, и моя грудная клетка расслабляется, переставая сжимать легкие. – Возможно, это был сердечный приступ, но наверняка сказать невозможно, пока его не осмотрит врач.
– С ним все будет в порядке? – спрашивает Вивиан, и я встаю.
– Пока что да, – отвечает медсестра. – На вашем месте я бы подождала несколько дней, прежде чем снова его навещать. Его только что перевезли к нам, и порой у пациентов проявляется отрицательная реакция на транспортировку. Дайте врачам пару дней все проверить. Если будут какие-либо изменения, мы с вами свяжемся.
– Я могу увидеть отца? – спрашиваю ее.
– Пусть он отдыхает, Сэм, – говорит Вивиан. – Мы приедем снова, когда его состояние окончательно стабилизируется.
– Почему нельзя просто подождать здесь?
Медсестра прерывает наш разговор:
– Думаю, сейчас вам действительно лучше поехать домой.
– Спасибо. Так мы и поступим, – соглашается мачеха.
– Пожалуйста, можно хотя бы с ним попрощаться? – прошу я.
Медсестра выглядит неуверенной.
– Только быстро…
Кидаюсь в палату, пока никто не успел меня остановить. Все трубки снова на месте, и если бы не развороченное одеяло, казалось бы, что ничего не случилось. Я целую отца в лоб.
– Обещаю, я все исправлю, – шепчу ему. – Я не позволю, чтобы с тобой что-то произошло. Люблю тебя.
Медсестра открывает дверь, и я отступаю, сохраняя память об этом моменте.
Глава 22
Способ попрощаться
– Нужно перевезти папу обратно в Нью-Йорк, – заявляю я Вивиан, когда мы сворачиваем на нашу улицу. Самая длинная фраза, сказанная мной с того момента, как мы покинули больницу.
– Не глупи. Ты слышала, медсестра сказала, что пациенты сложно переносят такие поездки.
– Я им не доверяю. В Нью-Йорке ему будет лучше.
– В Нью-Йорке, где ты не сможешь его увидеть?
– Буду ездить на автобусе.
Вивиан качает головой:
– Мы это обсудим, когда ты успокоишься.
– Я спокойна, – говорю я, пока машина прыгает по кирпичам подъездной дорожки.
– Сэм, последние дни ты сама не своя. Какая-то дерганая. Понимаю, переезд был напряженным. Может, будет лучше, если ты обсудишь это с кем-нибудь? – Она паркуется и поворачивается ко мне, уронив унизанную украшениями руку с руля.
– С психотерапевтом, ты имеешь в виду?
– Ты плохо спишь, тебе мерещатся разные странности. Просто считаю, что стоит об этом задуматься. Мне сейчас нужно кое-что сделать, но, может быть, поговорим, когда вернусь домой?
Я выбираюсь из машины, трясясь от злости.
– Я не пойду к психотерапевту, и мне ничего не мерещится. Мой папа в коме. Лишь то, что ты сейчас спишь спокойно, не означает, что и я могу так же.
– Ты несправедлива.
Я с силой закрываю дверцу машины. Вивиан задом срывается с места, бампер машины скребет о яму в самом начале подъездной дорожки. Как мы дошли до этого? Почему постоянно ругаемся? Я отпираю боковую дверь, и тяжесть случившегося стальной рукой давит мне на плечи.
Не пройдя и половину передней, я оседаю на пол. Сгибаюсь и прижимаюсь лбом к дереву пола. Спина моя вздрагивает от рыданий, а по щекам текут слезы.
– Элайджа? – выдавливаю я сквозь всхлипы и отрываю голову от пола. – Знаю, ты не любишь, когда тебя призывают, но мне нужна помощь. Пожалуйста.
Он сразу же появляется.
– Позволь я помогу, Саманта.
– Мне плевать на себя, – вытираю рукавом слезы. – Мне важен лишь папа. Не хочу, чтобы он умер. Я сделаю все, что угодно. Помоги разорвать проклятие.
Призрак вздыхает:
– И так помогаю – заключил же с тобой эту проклятую сделку.
– Я прошу действительно помочь, на самом деле, как если бы тебе было не все равно, как ты помогал бы Эбигейл.
Взгляд его становится бесконечно далеким.
– Что, если я уеду из Салема и перевезу папу обратно в Нью-Йорк? Тогда в городе не будет потомков каждой семьи…
– Одна пожилая леди умерла сегодня во сне, пока вы были в Бостоне. Не уверен, что теперь что-то изменится, если ты уедешь.
У меня сердце сжимается.
– Прошу, ты должна подняться с пола.
Элайджа протягивает руку, и я покорно ее принимаю. Его ладонь холодна, как тогда, когда призрак прижимал ее к моим губам. Он поднимает меня в вертикальное положение и сам кладет мою руку на сгиб своего локтя. Мы проходим в гостиную, и Элайджа указывает на белые диваны:
– Садись.
– Ты самый великий любитель покомандовать, которого я когда-либо встречала, – сообщаю ему, но все равно падаю на диван и вытираю оставшиеся слезы.
Элайджа выбирает дрова, чтобы разжечь камин.
– Я намного старше тебя. Мне лучше известно.
– Ты не выглядишь намного старше.
– Это неважно.
– Сколько тебе было, когда ты умер?
Он поджигает хворост и закрывает заслонку.
– Восемнадцать.
– Ты очень сильно любил Эбигейл, да?
Я смотрю, как Элайджа стоит у камина и блики пламени играют на его лице, и не могу выкинуть из головы мысли, как же он красив.
– Да. Наши родители умерли, когда мне было пятнадцать, а Эбигейл тринадцать. Я взял на себя управление делами отца. Я посвятил себя заботам о сестре, чтобы ей не пришлось жить с родственниками. Мы были так близки, как только могут быть два человека.
– Что с ней случилось?
– Я не собираюсь обсуждать это, Саманта. И так рассказал тебе слишком многое.
– Ты ничего не рассказал. Я почти ничего о тебе не знаю, кроме желания заставить меня уехать отсюда.
– Этого достаточно.
– Хорошо. – Я вздыхаю. – Можешь не разговаривать. Но ты поможешь мне?
