– О нет! Перед вечеринкой Сюзанна заходила ко мне домой. А значит, главная подозреваемая снова я.
– Я подумывал об этом.
– Есть какой-либо иной способ доказать, кто это написал?
– Насколько мне известно, нет.
Я рассматриваю клочок бумаги, из-за которого, возможно, началась проблема с сыпью.
– Я могу его забрать?
– Конечно, – соглашается Элайджа, когда мы оказываемся у кабинета психолога. Мое невезение набирает обороты – из дверей выходит миссис Липпи.
– Мне показалось, что из коридора доносятся голоса. Тебе везет, Сэм, сейчас у меня никого нет.
Я кидаю последний взгляд на Элайджу, прежде чем он исчезает, и перешагиваю порог кабинета. Заталкиваю бумажку с заклинанием в кошелек и замечаю визитку, которую после допроса дал мне капитан Брэдбери.
– Рада, что ты пришла. Правильный выбор.
А я так надеялась, что к психологу будет целая очередь и остаток урока придется провести в комнате ожидания. Присаживаюсь перед ее столом.
– Полагаю, тебе уже известно о трагедии.
Киваю:
– Не знаю, что и думать.
– Вы с Джоном были близки?
– Он был моим одноклассником.
– Как ты себя чувствовала, когда увидела его вчера? Я не ошибаюсь, это ведь ты нашла его? – Если даже она уже это знает, то и всей школе известно, что я – единственный человек, который был рядом с ним в минуты смерти.
– Честно? – вздыхаю я. – Онемевшей. Я не могла двинуться.
– А когда оцепенение прошло?
Я делаю паузу.
– Виноватой.
Она выдыхает, словно в облегчении, что мы к чему-то пришли.
– Казалось, я должна была как-то помочь. – Я ненавидела Джона, но не желала его смерти.
– Задним числом всегда легко себя критиковать, Сэм. Возможно, тебе поможет, если мы обсудим события, которые привели к этому несчастному случаю. Посмотрим, удастся ли найти причину проблемы. – Она достает исписанный лист. – В последнее время устраивала ли ты ссоры с применением физического насилия?
– То есть драки? Нет.
– Замечала ли ты, что прикасалась к кому-либо, а этот человек в скором времени заболевал?
Вот и будь после этого честной.
– Нет.
– Целенаправленно саботировала чью-либо оценку во время контрольной?
– Не уверена, что я вас понимаю.
Итак, это список жалоб, который миссис Липпи пыталась обсудить вчера.
– Бывало ли, что ты осознанно наводила порчу на людей?
Ничего нелепей я в жизни не слышала.
– Значит, ученики приходят к вам с подобными безумными жалобами на меня? Или это их родители? – Элайджа был прав: вся школа жаждет меня очернить. Пусть они не атакуют открыто, результат получается тот же.
– Возможно, некоторые жалобы более сомнительны, чем другие, – уступает миссис Липпи. – Но не могут же ошибаться все. Уверена, если сломаем шаблон, сложившийся в твоих отношениях с другими учениками, то обязательно к чему-нибудь придем.
Сломаем шаблон? Но это не моя… Секундочку. А может быть, я действительно могу сломать этот шаблон. Проклятие имеет определенную структуру, узор. Может быть, если удастся разрушить одно звено цепочки, это потянет за собой остальные. Элайджа сравнивал мое положение в Салеме с тем, что происходило во время судов над ведьмами.
– Сэм?
– Извините, миссис Липпи. Кажется, вы на самом деле помогли мне кое-что понять.
– Это часть моей работы, – сияет она.
Мне нужно время, чтобы все обдумать.
– Есть ли где-нибудь место, где можно немного посидеть в тишине? Пустой кабинет или еще что?
– Это не в правилах школы.
– Вы подкинули мне много идей для раздумий. Я просто боюсь, что если вернусь сейчас на урок, то не смогу все обдумать как следует.
Миссис Липпи колеблется.
– Уверена, что мы не можем обсудить это?
– Поверьте, сначала мне нужно обдумать все самостоятельно. И только потом уже делиться мыслями.
Она кивает и начинает заполнять листок бумаги.
– Это для аудитории номер сто двадцать семь. В это время она обычно пустует. – Миссис Липпи протягивает мне пропуск. – У тебя есть полчаса.
– Спасибо вам большое! – улыбаюсь я, а психолог выглядит довольной. Я закидываю сумку на плечо и вылетаю из кабинета.
Едва оказавшись в коридоре, начинаю шепотом звать Элайджу, и когда открываю дверь аудитории, дух уже стоит передо мной.
– Шепотом?
– Прости, – отзываюсь я. – Не знала, как еще можно с тобой связаться.
Выражение его лица смягчается.
– Я не против, если ты зовешь меня.
– Элайджа, а как ты узнаешь, что я тебя зову, если не следишь за мной?
– Я и сам еще не разобрался. Полагаю, это соотносится с количеством времени, которое я на тебе фокусируюсь. Должно быть, я настроен на тебя. Могу слышать, когда ты зовешь меня по имени. В именах содержится сила.
Мне приятно, что мы с ним связаны на ментальном уровне.
– Кажется, я нашла какую-то зацепку, пока разговаривала с миссис Липпи. Ты знаешь, что народ жаловался, что я порчу им оценки, вызываю болезнь одним взглядом и на иную подобную чепуху?
– Не точно. Но у меня была подобная мысль.
– А помнишь, ты сказал, что моя ситуация похожа на обвинения ведьм в тысяча шестисотых? И что безмолвие может стать смертным приговором?
Он кивает.
– Думаю, мой случай имеет с ними гораздо больше общего, чем казалось изначально. Возможно, это все часть одной большой системы.
– Поясни.
– Итак, у смертей есть определенная закономерность. Это нам уже известно. Еще мы выяснили, что несчастные случаи начинаются, когда в городе одновременно присутствуют все потомки ведьминских семей. А что, если узор этот сложнее, чем мы думали? Что, если каждый раз проклятие повторяет события настоящих судов? То есть происходят какие-то главные события, но в иной форме. В нашем случае меня обвинили в колдовстве и теперь выстраиваются в очередь, чтобы меня уничтожить. В переносном смысле, конечно.
Элайджа слегка наклоняет голову:
– Это лучшее обоснование, которое за все время нам удалось придумать.
– Правда? – Я так взволнована, что всю сонливость как рукой сняло. – Давай вспомним главные аспекты судов. Возможно, если удастся предотвратить хоть один из них, то можно разрушить проклятие… или хотя бы его замедлить. – Я достаю из сумки блокнот и ручку, чтобы делать заметки. – Для начала была книга Коттона.