– А сейчас я бы хотел передать слово близким друзьям Джона, – говорит Бреннан, завершая короткую вступительную речь.
На сцену выходят Наследницы в длинных черных платьях до пола – кажется, словно девушки парят над землей. Лиззи держит в руках букет роз, насыщенно-бордовых, издалека практически черных. Она опускает их на сцену рядом с фотографией Джона.
Розы! Они такие же, как были у фонарного столба в городе. Мысли мечутся в голове. Могли ли те цветы тоже быть от нее? Сюзанна сказала, что на Лиззи проклятие оказало большее влияние, чем на всех остальных, и она винит в этом меня. Неужели с кем-то еще из ее близких случилось несчастье?
Лиззи поднимается к трибуне, за ней остальные Наследницы.
– Я не смогу сейчас произнести идеально написанную речь о том, каким Джон был особенным и какой прекрасной была его жизнь до вчерашнего дня. Все вы его знали. И знаете. – Она держится отстраненно и величественно. – Я не стану заставлять вас плакать или смеяться, даже не расскажу, как мне теперь без него плохо. Мои чувства очевидны. Их можно объединить в одно слово – злость.
Наследницы за спиной Лиззи переглядываются. Думаю, не такой речи они ожидали.
– Он не должен был умереть. Это не было несчастным случаем. И человек, ответственный за это, должен расплатиться. Мы все знаем, кто виноват. Саманта Мэзер.
На лбу выступает пот, и я как можно ниже сползаю с сиденья. Тошнота скручивает тело, а в глазах темнеет.
– Сюзанна видела, как Саманта пыталась напасть на него в коридоре. Я была в классе, когда Саманта ему угрожала. А Джексон был свидетелем ее укуса на безжизненной ладони Джона.
Сердце мое едва не останавливается, когда она упоминает Джексона. Он разговаривал обо мне с Наследницами? Только он слышал, как я сказала капитану Брэдбери, что укусила Джона за руку. Все это время Джексон лгал мне? Предательство колет сердце, и хочется только убежать. По толпе прокатывается волна удивленных вздохов и шепотков. Многие оборачиваются, ищут меня взглядом. Элайджа злится. Да, вот оно, мое обвинение. Бреннан поднимается со стула, словно собирается прервать речь.
– На этом все. – Лиззи отворачивается от микрофона.
Сюзанна замирает в сомнении, но Лиззи перехватывает ее руку. Следом за ней Наследницы спускаются со сцены. Она убедила их, что я как-то замешана в смерти Джона. И еще Джексон… Мне хочется плакать. Микрофон берет взволнованный Бреннан.
– Что ж… замечу, что в полицейском отчете указано, что смерть Джона, скорее всего, была несчастным случаем, как я и говорил ранее. Теперь я хочу пригласить на сцену доктора Майерса, психотерапевта, работающего с подобными ситуациями.
Доктор Майерс принимает у него микрофон.
– Может, эта идея не так уж и хороша? – спрашиваю я Элайджу.
– Саманта, отступать нельзя. Ты либо выступишь перед публикой, либо твой суд будет завершен. Лиззи победит.
– Как после такого мне удастся заставить их изменить мнение?
– Тебе нужно всего лишь посеять сомнения. Заставь усомниться в неприязни к тебе. Это даст нам необходимое время. У тебя есть шанс. Не упусти его.
Я вздыхаю. Нужно сосредоточиться на том, почему я так стараюсь избавиться от проклятия. Папа… а теперь еще и Сюзанна. Я видела ее сомнения на сцене. Она не согласна с Лиззи – по крайней мере, не совсем. А мне нужна каждая капля поддержки.
Все тело дрожит, когда я встаю. К счастью, внимание учеников приковано к доктору Майерсу. Держась ближе к стене, я пробираюсь в переднюю часть зала. Я ни на кого не смотрю – знаю, что не смогу перенести увиденное, – а просто поднимаюсь на сцену.
– Держись, Саманта, – ободряет Элайджа.
Доктор Майерс выглядит сбитым с толку, когда я подхожу к трибуне.
– Я должна кое-что сказать. – Голос мой тих.
Бреннан пытается тоже выскочить сцену, но Майерс останавливает его взмахом руки. К моему великому удивлению, доктор возвращает микрофон на трибуну и освобождает место. Даже не знаю, благодарна я ему или жалею, что меня не остановили.
Я кладу на трибуну измятый листок с речью. В зале царит неестественная тишина. Никто не двигается. Я не смотрю на собравшихся. Не могу. Просто концентрируюсь на речи и стараюсь, чтобы голос звучал уверенно.
– Я… я знаю, что… что на большинство из вас я не произвела хорошего впечатления. Некоторые… что ж, у вас есть законные причины меня недолюбливать.
Народ начинает шептаться, психолог шикает на зал.
– Убирайся со сцены! – вопит кто-то, а несколько человек поощряют его неодобрительными криками и свистом.
Я делаю только хуже:
– Есть много…
Крики и свист становятся громче. Лиззи визжит: «Убийца!» – и остальные эхом подхватывают ее обвинение. Поднимаю голову и в первый раз осматриваю зал. Злые лица собравшихся повернуты в мою сторону. Прочищаю горло, Бреннан и доктор Майерс пытаются успокоить разбушевавшихся учеников. Я разглаживаю листок с речью, надеясь, что крики прекратятся хоть ненадолго и у меня получится озвучить написанные слова.
Одним резким неловким движением я смахиваю лист с трибуны, и он улетает за край сцены. Элайджа подхватывает его в полете. Лишь секунду спустя я понимаю, что зал затих. Медленно-медленно Элайджа поднимает бумагу. Все смотрят на парящий в воздухе лист. Я забираю его, но теперь уже глупо возобновлять старую речь. Разве после такого можно продолжать уверять, будто в городе не происходит ничего странного?
Я оглядываю зал, словно смотрю на необработанный порез. Мне удалось привлечь внимание Наследниц. Хорошо. Краем глаза замечаю Джексона, но не смотрю прямо на него. Я сворачиваю листок с речью и убираю его в карман.
– Я не идеальна. Далеко не идеальна. Я странная. Вокруг меня всегда происходят странные вещи. Не знаю почему и, возможно, никогда не узнаю. Зато я могу объяснить, что случилось с листом. Это был дух. Завести друзей в школе у меня не получается, а вот видеть мертвых – спокойно. Ну хоть они у меня есть.
По залу проносится несколько нервных смешков, оборвавшихся так же внезапно, как и начавшихся.
– И я почти уверена, что знаю, отчего умер Джон, хоть и не представляю как. – Напряжение в зале ощутимо почти физически. – Но чтобы объяснить это, мне придется вернуться немного назад. Понимаете ли, со времен салемских судов в городе было три периода, когда умирало множество потомков ведьм. Мой друг из духов помог выяснить, что смерти эти происходили по определенной системе. Они начинались, когда в Салеме присутствовали потомки всех, кто был причастен к судам над ведьмами. Несколько недель назад Мэзеры оказались единственной недостающей семьей. И как вы, должно быть, заметили, стоило мне сюда переехать, начали внезапно умирать люди.
На удивление, народ реагирует не так, словно мои слова – самое нелепое, что они когда-либо слышали. Кинув беглый взгляд на Джексона, я замечаю, что он спрятал лицо в ладонях. Губы мои начинают дрожать.
