Новое направление, обращение к народной старине, искание для всего исторической основы также употреблено было недовольными согласно с их целями. В 1817 году в протестантской Германии с великим торжеством праздновали трехсотлетие реформации. 18-го октября студенты и некоторые профессора собрались близ Эйзенаха, в историческом замке Вартбурге: говорились зажигательные речи, пелись зажигательные песни, и дело кончилось тем, что по примеру Лютера, сжегшего папскую буллу, сожжены были сочинения, написанные в консервативном духе, направленные против либерального движения. Суд и приговор был произнесен над сочинениями — один только шаг к исполнению приговора и над сочинителями. Много ненависти скопилось над головою Августа Коцебу, известного драматического писателя и журналиста. Коцебу был ревностный консерватор, но не это одно возбуждало против него ненависть: никто так беспощадно не осмеивал странность немецкого либерального движения, этого разброда чувств и ума в новом деле, к которому было так мало приготовления; ничто так не раздражает, как ловкая насмешка, попадающая в цель, и раздражение против Коцебу было страшное. Коцебу был в русской службе, имел русский чин, имел поручение сообщать русскому правительству о всех политических сочинениях, выходящих в Германии. Либералы догадывались, в каком тоне Коцебу делал свои сообщения. «Коцебу — русский шпион, Коцебу — изменник отечества!» Вот суд, произнесенный людьми, считавшими себя представителями свободной Германии, и между распаленными студентами нашелся человек, который решился казнить такого страшного преступника, изменника отечеству, в устрашение других подобных. В марте 1819 года в Мангейме студент Занд заколол Коцебу.
Известное направление может быть терпимо в обществе сознательно или бессознательно, по расчету или по слабости, но может быть терпимо только до тех пор, пока не принимает наступательного движения. Поступок Занда известил об опасности, о враге. Принимаются средства к обороне, которая, естественно, в подобных случаях переходит в наступление. Прежнее нерадение, отсутствие разумного сдерживания и направления заставляют спешить мерами обороны, усиливать их, и к этому усилению побуждает еще неизвестность о средствах врага. Уже давно знали, что все немецкие университеты обхвачены тайным обществом, носящим название Тевтония; говорили, что общество имело целью превратить всю Германию в республику единую и нераздельную, свергнуть государей и вместо них установить военную демократию. Теперь эта таинственная «Тевтония» высказалась; чрез несколько недель после убийства Коцебу было произведено покушение на жизнь Ибелля, министра герцога Нассауского; преступником оказался также студент; сочувствие, обнаруженное молодежью к этим явлениям, заставляло предполагать соумышленничество, систему. В таких обстоятельствах особенное внимание заслужил голос тех людей, которых нельзя было упрекнуть в нерадении и недальновидности, которые предвидели, предсказывали, предостерегали. В челе этих людей был канцлер Австрии; безумие Занда выставило в ярком свете мудрость Меттерниха и приготовило ему важную роль; при страшной тревоге должны были необходимо обратиться к человеку, который оказался мудрее других, довериться его руководству.
Тревога была сильная. Штейн, которого прусский король называл республиканцем, — Штейн писал великому герцогу Веймарскому, как его печалит усиление дурного направления в Германии; он просил великого герцога обратить особенное внимание на брошюру под заглавием «Книжка вопросов и ответов»
[19], на которую Штейн смотрел как на катехизис немецкого якобинства, заключающий в себе почти все принципы бывшего тогда в ходу либерального учения, но приспособленные к понятиям простого народа и подтверждаемые местами Св. Писания; в основании был выставлен принцип полновластия народа; после сильной выходки против германских государей высказывалось, что все беды Германии происходят оттого, что она не едина. Невозмутимый и сильно дороживший своим спокойствием Гёте был также встревожен состоянием умов в Германии. По его мнению, неустановленность и волнения, господствующие здесь, не позволяют рассчитывать на следствия мер, которые хотят принять; не позволяют предугадывать, какие меры поведут к добру и какие ко злу. Убийство Коцебу внезапным впечатлением, какое оно произвело, и сильными мерами, к каким должно повести, может породить благоприятное для общественного порядка направление, если правительство сумеет принять меры разумные и согласные с общественным настроением.
Для принятия сильных мер положено было министрам главных германских дворов собраться летом в Карлсбаде; должны были приехать министры иностранных дел — австрийский, прусский, баварский, саксонский, ганноверский, виртембергский, баденский, мекленбургский и нассауский. Но прежде начатия дела в Карлсбаде Меттерних свиделся с прусским королем в Теплице, где между двумя главными германскими государствами было улажено насчет мер, которые должно было предложить в Карлсбаде. 7-го августа начались конференции в Карлсбаде и окончены были в двадцать дней. Меттерних с особенным искусством, отличавшим его, изложил, в чем дело; указал на необходимость принять быстрые и действительные меры для предохранения германской конфедерации вообще и каждого государства, ее составляющего, в особенности от опасностей, которыми грозят революционные движения и демагогические общества. Члены союза, обязанные взаимною защитою и помощью, имеют полное право принимать общие меры для поддержания внутреннего спокойствия в Германии. Это спокойствие может быть нарушено не одним материальным движением кого-нибудь из членов союза против другого: оно может быть нарушено и нравственным действием одного правительства на другое, также движением партии, которая найдет терпимость и покровительство в одном или многих государствах союза. В этом случае спокойствие самой конфедерации подвергается опасности, и государь, который будет терпеть подобные беспорядки, явится виновным в измене против союза. Печать в Германии стала исключительным достоянием партии, враждебной всякому общественному порядку, всякому существующему учреждению, и столь могущественна, что могла заставить молчать всех благонамеренных писателей. Общность языка и другие многоразличные отношения держав союза не позволяют ни одной из них оцепить свои границы от заразы, которая началась в других государствах; ясно, следовательно, что если одно государство, даже самое малое, откажется содействовать общепринятым мерам для прекращения зла, то от него будет зависеть заразить всю конфедерацию.
Такой порядок вещей невозможен; конфедерация имеет право принять оборонительные меры против злоупотреблений печати и принудить всех своих членов сообразоваться с ними; параграф союзного акта, обещающий Германии общий устав о свободе печати, должен быть понимаем в этом смысле. Для достижения этого однообразия нужно или уничтожить цензуру и там, где она существует, или восстановить ее в тех государствах, где ее уничтожили. Первое из этих средств неисполнимо: государства, сохранившие цензуру, — самые многочисленные и самые значительные; остается достигнуть обещанного однообразия восстановлением цензуры там, где она уже не существует, тем более что правительства, поспешившие уничтожить цензуру, превысили свою власть, ибо сейму принадлежит власть изъяснять и приводить в исполнение параграфы союзного договора.
