Из донесений Строганова видно, что он считал войну необходимой и думал, что медленность со стороны России ведет только к большему кровопролитию. В ответ на свои донесения он получил следующую депешу:
«Мы не можем скрыть от себя, что ход событий и особенно ошибки, которые Порта делает одну за другой с самой пагубной поспешностью, предвещают Турции близкую и неизбежную катастрофу. Вместо того, чтоб затушить революционный дух, Порта его распространяет; вместо того, чтоб погубить окончательно дело революции, она старается его облагородить; наконец, вместо того, чтоб доказать греческому народу, что заводчики смуты его обольщают и вводят в заблуждение, она всеми мерами доказывает ему, что ему больше ничего не остается, кроме отчаяния или смерти. Она вооружается не для собственной защиты и безопасности: она нападает на христианство. Она сама подает знак к беспорядку, призывая на помощь ярость слепого фанатизма; сама уничтожает для себя возможность существовать вместе с христианскими правительствами, как будто греческие революционеры заседают в ее советах и ведут ее к погибели. Если крайности, которым предаются турки, продолжатся; если в их владениях наша святая религия будет каждый день предметом новых оскорблений; если они будут стремиться к истреблению греческого народа — то понятно, что Россия, равно как и всякая другая европейская держава, не останется спокойной зрительницей такого нечестия и таких жестокостей. Мы не смешиваем заводчиков смуты и их приверженцев с людьми, которых турецкое правительство в своей беспокойной свирепости преследует с таким варварским ожесточением; мы не будем оспаривать у Порты права поставить первых в невозможность исполнить их планы; но Порта должна признать справедливым и необходимым успокоить вторых. Здесь вся трудность. Но Россия, сильная сознанием добра, которое она сделала грекам, и желанием доставить им спокойное пользование уступками, необходимыми для их гражданского существования и для их счастья, — Россия будет искренно трудиться для получения этого полезного результата, если только турецкое министерство даст ей к тому средства. Если же турецкое правительство будет продолжать свою систему разрушения и нечестия, то вы должны оставить Константинополь со всеми чиновниками и людьми, принадлежащими к посольству».
Понятно, что эти события и вероятнейший исход их сильно беспокоили австрийское правительство, которое должно было отвираться всеми силами не допускать до войны между Россией и Турцией: война с Россией отвлечет турецкие силы, поддержит восстание, необходимо поведет к связи между Россией и греками, тогда как сохранение дружественных отношений между Россией и Турцией отнимет у восставших всякую надежду, заставит их положить оружие и надолго уничтожит русское влияние на Востоке, ибо Россия оставит без помощи своих единоверцев. Узнавши о константинопольских кровавых сценах, о казни патриарха, Меттерних написал для австрийского интернунция в Константинополе графа Лютцова инструкцию, в которой говорилось:
«Вся Европа исповедует христианство, империя Русская принадлежит к Греческой церкви; движение не замедлит сообщиться христианам, и правительства, самые приязненные султану, легко могут быть вовлечены в такие действия, которые по своим результатам будут гораздо опаснее для Порты, чем для государств христианских, взятых вместе».
В то же время Меттерних написал графу Нессельроде:
«Император приказал мне составить инструкцию для своего интернунция, которую я спешу сообщить вам. Вы убедитесь, что правота чувств моего августейшего государя нисколько не потерпит от разности исповеданий в религии истины и мира; казнь верховного пастыря Греческой церкви возбудила в императоре такое же чувство негодования, как если бы это преступление было совершено над верховным пастырем церкви Римской».
По поводу этого письма графу Головкину, русскому посланнику в Вене, поручено было представить австрийскому министерству, что турецкое правительство объявило войну религии, которую исповедует Россия, и предает истреблению целый народ, в котором император принимает постоянное и искреннее участие по единству вероисповедания и по договорам. Император требует одного, чтобы Порта отказалась от системы, разрушающей ее собственное владычество, и приняла другую систему, которая позволила бы ей существовать вместе с другими европейскими государствами. Император приглашает всех своих союзников соединить все свои усилия и дать почувствовать турецкому министерству необходимость такой перемены. Но каков бы ни был исход дела с турецкой стороны, император никогда не отступит от пути, им себе начертанного; его всегдашнее желание — поддерживать во всей неприкосновенности союз, столь счастливо установленный и наблюдаемый европейскими державами, следовательно, не иначе как по соглашению со всеми союзниками император желает видеть восстановление порядка на Востоке, чтобы обеспечить для Европы и с этой стороны консервативную систему. Император не думает, чтобы христианская Европа могла согласиться на истребление целого христианского народа, да и — оставя в стороне религию — одно человеколюбие не может допустить до такого печального снисхождения. Чем более император, по согласию со всеми союзниками, не одобряет предприятия зачинщиков греческой революции; чем прискорбнее для него мысль, что это событие, быть может, связывается с ненавистными происками заводчиков смуты в другом государстве, тем важнее, по его мнению, не дать людям преступным опасного торжества, или предоставив в их пользу последствия революции, если она получит успех, или позволив туркам истребить целый народ.
К этим общим рассуждениям присоединяются частные относительно России, ее положения, веры, ею исповедуемой, и договоров, заключенных ею с Оттоманской империей; но Россия никогда не будет действовать в своих исключительных видах и без соглашения с другими государствами. Россия требует от этих держав, чтобы они прямо сообщили ей свои намерения, свои желания, средства, по их мнению наилучшие для счастья Востока, если турецкое правительство, не приняв более благоразумных и умеренных мер, вызовет события, предупреждение которых для нее самой всего выгоднее; русское войско, готовое отразить всякое нападение с ее стороны, будет готово тогда осуществить план, который союзные дворы начертят по общему соглашению для отвращения несчастий, которыми турецкие смуты могут грозить другим государствам европейским. Но и в этом случае, как всегда, русское войско пойдет не для распространения границ империи, не для доставления ей перевеса, которого она не желает, но для восстановления мира, для утверждения европейского равновесия, для доставления странам, из которых слагается Европейская Турция, благодеяний политического существования — счастливого и для других неопасного.
Смысл этих внушений был очень ясен. Турецкое правительство по своему характеру не может уладиться со своими христианскими подданными таким способом, какой может быть терпим христианской Европой вообще и Россией в особенности; следовательно, необходимо уладить дело вмешательством европейских держав по общему их соглашению. Порта не согласится допустить это вмешательство; надобно принудить ее к тому силой — и русское войско будет готово привести в исполнение приговор нового конгресса, причем русский император обязывается не думать о своих частных выгодах. Таким образом, Союз будет поддержан, и система, принятая Союзом, не будет нарушена; поход в Турцию будет предпринят также против революционеров, ибо если восставшие греки восторжествуют, то это будет торжество революции; если же восторжествуют турки, то известно, как они воспользуются своим торжеством, и это опозорит Союз, опозорит правительства перед народами. Император Александр писал к императору Францу:
